Испытания жизни

Пилипенко накрыл короткой, но большой и плотной ладонью, поросшей коричневой шерстью конверт, исчезнувший на глазах, словно его вовсе никогда не существовало в природе. «Фокусник, да и только. Сейчас Коля, смахивает на бурого медведя, отбирающего у диких пчел с большим трудом собранный ими мед». Пилипенко залпом выпил целый стакан водки и, закусив на ходу, горстью квашеной капусты, как ни в чем не бывало, вышел из столовой. «Да. Скотина еще та! С ним надо ухо востро держать. И повадки, и обращение у него с людьми – медвежьи. Но, пока мне он нужен. Ну, а потом, извини меня, господин Пилипенко, я с тобою церемониться больше не буду». Хватов не спеша допил стакан крепкого чая и снова принялся за обдумывание своих многочисленных темных дел.

Соколов, в который раз мысленно прошелся по всем неотложным делам, накопившихся у него за последнюю неделю. Надо было навести если не идеальный, то хотя бы приличный порядок в обширном хозяйстве. В первую очередь, следовало отработать все раскрытые и доведенные до конца уголовные дела, чтобы выглядеть безупречно и достойно в связи с надвигающейся прокурорской проверки из столицы. Проверка обязательна, должна прибыть к нему для ревизии его подразделения, и поэтому, можно было не торопиться к гадалке. О приближающейся ревизии отдела ему сообщил давний приятель из столицы, давно хлопотавший о переводе Соколова в столичное министерство.

– Ты постарайся Анатолий Иванович показать свой отдел, как девица показывает собранное приданное родственникам жениха, или утверждает перед ними, что она до сих пор невинна. Наведи в отделе порядок и подчисти все: где возможно. Пойми, что от генеральной проверки будет зависеть: состоится ли твой перевод в Москву или нет. Но, пока ты не благодари меня. Благодарить меня будешь после перевода в столицу. Не думай, что я от тебя отстану после перевода. Сколько сил и энергии мне пришлось потратить, чтобы окончательно утрясти твое новое назначение.

«Ошибиться мне теперь никак нельзя. Мои, так называемые доброжелатели, а их у меня, как у всякого порядочного начальника, всегда найдутся в избытке, только и ждут, чтобы подставить мне подножку и лишить должности. Не дождетесь, сукины дети», – пробормотал про себя полковник и с такой силой и накопившейся в нем злостью ударил сжатым кулаком о письменный стол, что чернильный прибор, взлетев чуть ли не до потолка, приземлился обратно на зеленое сукно, разделившись на крупные неровные части. «Нервишки у меня изрядно порасшатались. Да и как же им быть крепкими и здоровыми, когда целыми днями и ночами приходиться возится со всякой швалью. Надо все же показаться нашему милицейскому эскулапу, хотя он и мало понимает в лечебном деле, а силен, глушить вино. Пожалуй, я загляну к нему сегодня. Может что-нибудь и посоветует, а может и капель каких-либо успокоительных выпишет».

Собрав всех сотрудников в кабинете, полковник начал «постановку» первоочередных задач «личному» составу, как он, иногда, называл своих работников, особенно в те дни и часы, когда он был чем-то существенно озабочен.

– Итак, товарищи следователи, чтобы вы все подчистили у себя, в своих хозяйствах! Пусть каждый из вас основательно пороется в столах. Я представляю ваши ящики. Один черт знает, что там понапихано. При желании и ужей вместе с полевыми мышами можно найти в делах, хотя мне до сих пор неясно, как они туда к вам попадают. Сейчас о главном: обратите особое внимание на текущие дела, которые вы сейчас ведете. Аккуратно подшейте все бумаги, чтобы они были на нужных местах.

Он, обратился к Ульянову, делавшему вид, что внимательно слушает эти ценные указания.

– А у тебя капитан как обстоят дела с Воробьевым и как его там, этого…попа Фотия, так его, кажется, зовут.

– Так точно, товарищ полковник. Только Фотий здесь не причем. Нет против него никаких улик.

– Так, что же ты медлишь Ульянов? Не хватало нам тут невиновных содержать. Итак, дармоедов в стране развелось немерено. Разве всех тунеядцев наше государство должно кормить даром? Их надо перевоспитывать или принудительно заставлять работать, например, на лесоповале. Выпускай немедленно попа, чтобы его духа у нас близко не было.

У Хватова сильнее застучало сердце от слов полковника. Происходящие события складывались по заранее разработанному им плану. «В ближайшее время он покажет всем присутствующим: кто в отделе является настоящим хозяином? И тогда, любитель женщин и начальника – Ульянов будет раздавлен и уничтожен, как самое ничтожное, мелкое насекомое».

Он, непроизвольно улыбнулся при возникших мыслях, и улыбка явилась резким диссонансом между серьезными лицами окружающих и его неприлично улыбнувшемся, не к месту, лицом.

– Почему ты улыбаешься Хватов? Неужели у тебя так все хорошо в твоем гребаном хозяйстве, что ты изволишь, надсмехаешься над нами? Поведай, пожалуйста, нам, дуракам, как же ты добился у себя на участке отличных результатов? Но, я что-то улучшения работы не заметил. Может быть, я стал старым и бестолковым, а Хватов? Что ты нам скажешь обо мне?