Испытания жизни

«Сейчас он выстрелит в меня» – решил Александр. Он наклонился вперед и пуля, пролетела как раз над тем местом, где секунду назад находилась его голова. Александр при маневре успел сильно ударить сжатым кулаком в живот своего палача и, больше не теряя времени, ринулся к чернеющей группе ветел и осин, чудом уцелевших при разработке щебеночного карьера. На что он надеялся в дальнейшем, Ульянов не думал, и в его действиях не было никакого расчета. Сейчас, им двигало одно инстинктивное, главенствующее чувство: избежать любой ценой одной из пуль, роем несущихся ему вслед. Он бежал зигзагами, как раньше учили в армии, чтобы избежать рокового для него выстрела и беглецу удавалось оставаться неповрежденным до определенной поры. Вскоре, Ульянов почувствовал, что левая нога словно одеревенела и потеряла необходимую скорость. «Сумели зацепить, сволочи. Но и сдаваться мне рано, не все кончено. Только бы успеть добежать до карьера, а там, мне куда легче скрыться от преследователей».

Крики милицейских, перемежающихся вместе с матерными проклятиями, стали громче и ближе. «Догоняют меня проклятые сволочи, но мы ребята посмотрим, сумеют ли они достать меня? Как у нас говорят: живы будем, не помрем». Александр напряг остатки всех ослабевших сил и через пару секунд оказался на краю обрывистого края одного из известняковых карьеров, стены которого представляли сплошные нагромождения различных обломков глины, песка, известняка, сломанных и поваленных деревьев. Но мало того: стенки карьера были не только пологие, но и отвесными, где торчали местами хищные зубы хаотично нагроможденной породы, удар о которой с высоты означал немедленную гибель. Наверху оставаться тоже было нельзя. Его преследователи через минуту обязательно окажутся рядом с ним. Александр спустил ноги вниз и, повернувшись лицом к стене обрыва, хватаясь руками за торчащие повсюду куски породы, заскользил вниз, обдирая в кровь руки и все неприкрытые части своего измученного тела. Он оставлял на камнях не только клочки одежды, но и распарывал при скольжении целые участки кожи. Дальнейшее продвижение вниз, которое никак нельзя было причислить к обычным методам спуска, а скорее всего, к экстремальным и сверхъестественным и грозило любому человеку увечьем или гибелью, метров через тридцать, было остановлено потемневшими массивными кусками металла, полузаваленными известковой породой. Не веря, что он до сих пор жив и цел, Александр, невзирая на боль, острую и жгучую, пронизывающуюся его тело, с трудом приоткрыл сквозь набухшие веки глаза и осмотрелся вокруг. Он остановился при вынужденном продвижении в пяти метрах от дна карьера, покрытого тонким слоем темно-черной воды, не до конца замерзшей, но уже схваченной по краям приличным ободком осеннего «сала». Александр смог отчетливо различить и преследователей, продолжавших стрелять сверху по его неподвижной фигуре. Так как Александр лежал в своеобразном укрытии, из-за неровного рельефа местности, попасть в него было затруднительно, но и возможно. Вероятность получить пулю от рикошета оставалось большой. Он лежал, вконец обессиленный, но мысли его продолжали оставаться четкими и ясными. «Мне надо как можно быстрее забраться под металл. Под ним меня никакой пулей не возьмешь. А повторить спуск, совершенный мной, никто из преследователей не решится».

Наверху, Хватов кричал своей команде, сгрудив людей над обрывом карьера.

– Ко мне ребята, самая пора закидать его гранатами. Пилипенко, быстрее тащи бомбочки сюда, да все, сколько их там есть.

Ульянов не слышал команд Хватова, но он твердо был уверен, что преследовали не оставят его в покое. Они до конца должны убедиться, что с ним все закончено. Время пока работала на него. Стало отчетливо смеркаться. Из серо-свинцовых туч, нависших над карьером, повалил густой с большими хлопьями снег. Фигуры его конвоиров стали совсем нечеткими. Пилипенко и сержант, отличающийся от всей компании тем, что он далеко и метко кидал гранаты, стали прицельно их метать в импровизированное укрытие Ульянова. Осколки свистели по сторонам, с оглушительным треском и громом ударяясь обо все, на что они натыкались. Ульянов подтянулся на плохо слушающихся руках чуть повыше, насколько хватило у него сил, и полностью вполз под обнаруженное им металлическое укрытие. Он плохо понимал, что с ним происходит. Глаза его ничего не видели от известковой пыли и земли, но все же он сумел прочитать по краю серебристо-белого металла надпись на церковнославянском языке: «Господи спаси и сохрани». Громадные глыбы, вывернутые взрывами, погребли под себя неустойчивую конструкцию, под которой сейчас находился Александр. Хватов и Пилипенко, несмотря на все усиливающий снегопад, отчетливо видели все происходящее.

– Все. Настал конец нашему контрику. Теперь точно ему пришла крышка. Несмотря на антисоветскую деятельность, парнем он был крепким и смелым. Но наши враги испортили его вконец. Не так ли, товарищ капитан?