Гриша всегда поражался фантазии местного населения. В Светлом было темно, как в заднице у носорога. Старому городу Катуихли (что на каком-то из местных языков значило «доброта и мудрость») не было и десяти лет, а жили в нем самые злобные и тупые мутанты, с которыми он имел удовольствие общаться. Была в этом некая, вполне намеренная ирония.
Потихоньку, их начали выводить наружу. Устав от душной камеры в специальном вагоне, Гриша сделал глубокий вдох. В горле тут же появился свербящий комок, а из глаз потекли слезы. На вокзале индустриального городка воняло ржавчиной и какой-то химией.
Конвоир ткнул его дулом автомата в спину, чтобы не задерживался. Аккуратно так ткнул, можно сказать нежно. Как не старался научный отдел засекретить происходящее, постоянные катаклизмы в комплексе породили среди персонала «Эгиды» кучу слухов.
Триста сорокового лучше не трогать и не злить. А то что-нибудь выкинет, потом кишки с веток придется собирать. Он об этом знал, бессовестно пользовался слухами, и вел себя скорее, как путешественник на экскурсии. На этом вокзале, Гриша был единственным, кто улыбался.
Любого другого уже пустили бы в расход. Но за разрушение транспортного узла и промышленного центра отвечать никто не хотел. Отдавшего приказ и стрелка достали бы и на том свете. "Эгида" не церемонилась с сотрудниками, так же, как и с гражданскими.
— Мы сразу отправимся в порт, или можно будет осмотреть достопримечательности? — с издевкой спросил пленник, все еще пытаясь прокашляться. Охранник, чьё лицо скрывала сверхъестественно туго затянутая ушанка, замахнулся прикладом. Но не ударил. Стремно.
— Ладно. Все равно я не испытываю иллюзий насчет местной кухни.
Замотанный в цепи краснокожий здоровяк обернулся, и зыркнул на Гришу пустым черным глазом, как у акулы. Охранник с большим удовольствием пнул здоровяка по ноге, выплескивая накопившийся гнев. Колонна продолжила движение.
Над зданием вокзала болтался грязный, побитый градом транспарант «Сто пятьдесят лет битве за Аркадию». Под ним, кто-то попытался начертить круг призыва, перепутав половину рун. Темный силуэт незадачливого колдуна так и остался на стене, между своим творением и надписью «Здесь был Пес».
Мудрец прошлого был прав лишь отчасти – каждый дебил может пользоваться магией, но не каждый при этом выживет.
Повсюду бродили рабочие со злыми, заиндевевшими мордами. В основном, потомки тех, кого феи во время войны принудили к сожительству. Немногие пленные сохранили разум и возможность размножаться, в человеческом понимании этого слова.
От такой родни, новому поколению достались закрученные рога, паучьи жвала или густая шерсть. Кому как повезло. Могло быть гораздо хуже. Отсутствие фантазии феи компенсировали грубой силой и магией, позволявшей им проталкивать самые квадратные предметы в самые треугольные отверстия.
Церковь Цан-Чан согнала подменышей и мутантов на север, подальше от крупных городов. Здесь они восстанавливали промышленность, вкалывая как проклятые.
Заключенные прошли мимо статуи Алой Снежаны Костедробительницы. Женственное лицо святой сияло добротой и состраданием. Щупальца, торчавшие из-под пышной юбки, намекали: времена тяжелые и расслабляться не стоит.
Иногда Гриша вглядывался в полупрозрачные полосы над головами окружающих. Кроме не, этих табличек никто не видел. Там не было имен, ведь по имени он здесь никого не знал. Заключенные шли под номерами, конвоиров обозначали безликие должности. Хмурым жителям Звездного доставались прозвища в соответствии с внешним видом, вроде «Заячьей морды» и «Лампочек вместо глаз».
По сравнению с активной защитой и заменой чувства боли на неприятное онемение, эта способность всегда казалась ему довольно бесполезной.
Вот идет большой лохматый фавн в пуховике. Цвет его «имени» - темно-синий, а значит, он придерживается традиционных взглядов. Может глубоко верующий, или убежденный социалист. Так или иначе, выступает за порядок. В любом случае, свою позицию он отстаивает яростно, иначе буквы были бы светлее.
Позади него в колонне идет девчонка с длинными волосами. Ее цвет – красный, может чуть розоватый. Явно что-то натворила, но ничего серьезного. Головы никому не откусывала, демонеток не призывала.
Свое Гриша мог видеть только в зеркале. Ну, как свое, имя он менял несколько раз, чтобы никто не подкопался и не использовал его в нехороших целях. Текст на табличке сохранял белый, исключительно нейтральный цвет.
Да и вообще, Гриша легко по лицам понимал, кто находится передо ним. Если не разбираешься в людях, будешь очень быстро съеден. Или станешь инкубатором. Или все вместе, в произвольном порядке.
Особенно, при таком образе жизни, который он вел последние несколько лет. Ему очень нужно было попасть в экспедицию, но, к сожалению, по их меркам он был неумытым крестьянином. А неумытые крестьяне садятся на корабль только в качестве пленников "Эгиды".
Рабочие кварталы обшарпанных коробок резко закончились. Открылся вид на бухту, затянутую разноцветным туманом.