Испытатели

Летчик уделял особое внимание наиболее ответственному и завершающему моменту полета — посадке. Неудачная машина вела себя перед приземлением крайне оригинально. Малейшая оплошность могла оказаться роковой. Но лишь после многократных и рискованных проверок Супрун позволил себе сделать очень резкую запись в дневнике: «Самым неприятным в полете является момент выравнивания самолета перед выдерживанием. В этот момент слышен хлопающий шум потока воздуха. Самолет резко бросает на левое крыло, потом он делает несколько покачиваний и садится на три точки с недобранной ручкой. На пробеге стремится развернуться вправо: приходится предотвращать разворот левым тормозом».

Зато посадки другой машины летчик коснулся лишь пятью словами: «Планирует устойчиво. Посадка самолета простая».

Но этим не исчерпывалась программа испытаний. Летчик ежедневно проводил по нескольку очень напряженных часов в воздухе. То он находил, что тесен фонарь, и требовал его расширить. То обнаруживал, что сиденье недостаточно перемещается «вверх-вниз» и летчику небольшого роста придется все время вытягивать шею. Поэтому испытатель требовал увеличить ход сиденья.

Вспомнив, как однажды в воздушном бою у него оказалась почти перебитой трубчатая тяга управления рулем высоты и он спасся тогда, казалось, чудом, летчик посоветовал дублировать жесткое управление мягким, тросовым.

Когда его дневник мог дать ответ на все вопросы, поставленные программой испытаний, а многие требования были претворены в жизнь, летчик смог высказать свое утвердившееся мнение.

Он без всяких колебаний сделал следующие выводы:

«Конструктору необходимо срочно улучшить продольную и путевую устойчивость и срочно заняться исследованием, почему самолет в момент выравнивания резко кренит влево».

Слово «срочно» Супрун в обоих случаях подчеркнул, ибо неудачная машина была хорошо вооружена и представляла поэтому известный интерес. Над ней стоило работать. Но далее летчик дописал: «Считаю, что в таком виде (при наличии указанных дефектов) самолет не следует запускать в серию. Самолет и в полете и на посадке строже всех наших отечественных машин с моторами жидкостного охлаждения. А нам сейчас особенно нужна машина, чтобы в управлении была попроще».

Этот самолет так и не увидел «большого воздуха».

Относительно другой машины выводы были, как и предыдущие записи, лаконичны:

«Самолет представляет большую ценность своими летными данными и простотой в технике пилотирования. Необходимо срочно запускать его в серию».

После небольших доводок и улучшений самолет был запущен в массовое производство.

Это был модернизированный истребитель «Яковлев».

На фронт

Это воскресное летнее утро всем запомнилось особенно отчетливо.

Оно, возможно, было таким же тихим, солнечным и приятным, как и в другие воскресные дни, когда мы выезжали за город на дачи, копались в цветнике, белили дом, чинили велосипед, уходили с детьми на целый день в парк, занимались своими небольшими делами.

Но то, что мы узнали в полдень, было как бы чертою, так резко подчеркнувшей весь итог прежней нашей жизни, трудовой и мирной, что это утро навсегда врезалось в память.

Грохот первых немецких авиабомб застал Супруна в Крыму, где он, как депутат, разъезжал по городам и селам, отчитываясь перед избравшим его народом в том, как он ему служит.

Летчик быстро, как по боевой тревоге, уложил вещи и кинулся на ближайший аэродром. Однако там было тихо. День был воскресный, и самолетов на Москву не было. Он стал из дежурки звонить во все концы и только под вечер устроился на случайную попутную машину.

23 июня летчик был уже дома. Он вбежал к себе на четвертый этаж, ворвался в квартиру, швырнул чемодан в угол, расцеловал сестру и закидал ее десятками вопросов.

Но она знала немногим больше, чем он.

— Позвони лучше Пете, — сказала она. — Петя должен быть в курсе всех дел.

— Верно, — согласился Супрун, быстро снимая телефонную трубку, и набрал номер Стефановского.

Но того на месте не оказалось. Степан нервно ходил по комнатам.

— Как ты думаешь, Анек, где меня используют? — резко повернулся он к сестре. — Неужели отправят за границу самолеты покупать? Эх, черт! Лучше бы я не знал иностранных языков!

Сестра не знала, что ему и сказать. Он ведь все равно добьется, чтобы все сделать по-своему. Стараясь быть возможно более спокойной, она сказала:

— Зачем ты волнуешься прежде времени? Не сегодня — завтра все выяснится. Тогда можно будет волноваться… принимать меры.

— На фронт! На фронте нам надо сейчас быть. Там теперь самая для нас работа! — горячо говорил Супрун и, торопливо приведя себя в порядок с дороги, на ходу надевая пилотку, крикнул сестре: — Побегу ребят разыскивать!

Он застал Стефановского на аэродроме и сразу же перешел к делу. Как и всегда, они сразу нашли общий язык.