— Нет, Юль… Пока нет. Но постоянно тренируюсь, — Рома еще раз полюбовался на созданного им героя, застывшего на экране телевизора, — вот он готов. Чуть с водосточной трубы не сорвался… Глеба медаль, между прочим, прибрал. Ничего, Глеб еще получит.
— Может, зря уходишь? Я как представлю эти твои дежурства, эти вызовы ночные…
— А кто тебе сказал, что я ухожу? Просто теперь буду работать под прикрытием. Оборотень нынче хитрый пошел, голыми руками не возьмешь… Ладно, пора на войну. Я один уже не справляюсь. Пошли.
Рома поднялся с дивана, снял с ремня наручники.
— Операция по отрыву кровинушки от компьютера начинается. Да простит нас Павел Астахов.[12]
— Еще парочка, — Антон Иванович Чистов нажал на спусковой крючок своего фоторужья, зафиксировав на карту памяти двух очередных господ в полицейской форме, зашедших в Дом культуры, — чудеса. Уже во всех отделах знают, что это подстава, а все равно притащились.
— Иваныч, там же обещают дать живые деньги. Надежда на халяву умирает последней… Помнишь Азаряна из Южного? Ему лично гад Моржов позвонил и предупредил, что завтра его будут брать с поличным за взятку, что деньги будут помечены, и все такое. Но когда тот увидал четыреста тысяч наличкой, удержаться не смог. Взял… Получил восемь лет, жаль, без конфискации. Так что ничего удивительного.
Николай Васильевич нажал кнопочку на мобильнике.
— Свет, сколько пришло?
— Четырнадцать человек. В зале ждут…
— А Шатунов есть?
— Нет.
— Ладно, мы выдвигаемся… Встречай.
Коля отключил связь, повернулся к сидящим в автобусе собровцам.
— Пошли, джентльмены… Бить никого не надо — свои все-таки.
Антон Иванович опустил флажок фоторужья, переведя его в режим стрельбы очередью, или, говоря мирным языком, — в режим видеозаписи.
— Не знаю, посадим или нет, но пару миллионов просмотров в Сети гарантирую.