Испытательный срок

— Чего кричишь? Открыто для всех. И для вас лично, — отозвался откуда-то из-под земли старческий голос.

И над дверями подвала вспыхнула лампочка.

Из подвала вылез на свет старик в брезентовой куртке и в брезентовых же штанах, с тонкой, длинной шеей, как у гуся, и с маленькой, детской головкой в тёплой шапке.

— К вам тут вчера привезли аптекаря, — сказал ему Егоров. — Приказали заморозить. Аптекаря фамилия, — он посмотрел в бумажку, — Коломеец Яков Вениаминович.

— Ничего не знаю, — снял шапку старик и, отряхнув её, опять надел. — У меня тут все почти что аптекари. Если велели заморозить, значит, заморожен. Иди гляди…

И повёл Егорова по широким каменным ступеням в подвал, куда уже пронесли носилки.

В глубине подвала старик опять зажёг лампочку над нишей, откуда пахнуло зябким, мертвенным холодом, и Егоров увидел на помосте восемь в ряд лежащих мертвецов. Три женщины, четыре мужчины и один мальчик, что ли. Не разберёшь.

Лампочка светит тускло, она грязная.

— Он вам родной? — спросил старик.

— Это с какой стати? — почти обиделся Егоров. — Я из уголовного розыска.

— А-а, ну, это другое дело.

Егоров думал, что старик, узнав, кто он такой, проникнется к нему особым почтением и станет извиняться, что ещё не заморозил аптекаря. Но старик, напротив, утратил к Егорову всякий интерес, выяснив, что он не родственник аптекарю.

— Ищите его, где он тут лежит, — показал старик на весь подвал. И зажёг ещё одну лампочку. А потом ещё одну.

Подвал оказался громадным.

— Где же его тут найдёшь? — растерялся Егоров и поёжился.

Здесь, казалось, даже холоднее, чем на набережной. И всё-таки откуда-то шло, должно быть, тепло. Нет, это просто было душно.

— Они как же у вас тут, по номерам? — спросил Егоров, стараясь не показать растерянности.

— По номерам? — засмеялся с дребезгом старик. — Да разве на них наберёшься номеров? Их вон сколько тут напихано, накладено! Видимо-невидимо. Ужас…

Однако ужаса старик, должно быть, не испытывал.

Ужас испытал Егоров. Он почувствовал, что его опять подташнивает, как тогда. И от лампочек-в углах шевелятся тени. Кажется, что здесь не только мёртвые, но притаились и живые. И эти живые в сговоре со стариком. В сговоре против Егорова. Вот они сейчас его погубят. Очень хитро и страшно погубят.

Егоров пошёл к дверям.

А может, ему в самом деле уйти и сказать, что аптекаря не нашли, не могли найти? Пусть придёт сюда Воробейчик, если он так любит над всеми подфигуривать. Или Зайцев. Или кто-нибудь ещё, кто хочет. Даже зарплату не платили, а уже посылают куда-то.

— Вы что это, вроде как робеете? — вдруг с ухмылкой посмотрел на Егорова старик.

И весь позор вчерашнего дня снова встал перед Егоровым. И позор этот повторится.

— Отчего это я робею? — не сразу, а переведя дыхание, спросил Егоров. Ты не робеешь, а я робею?

— Мне-то уж чего робеть, — опять ухмыльнулся старик. — Моё дело такое, что мне робеть не полагается. Но многие, я замечаю, робеют. Даже из вашего этого самого… из сыскного, словом.

— Я не из сыскного, — твёрдо и с вызовом сказал Егоров. — Я из уголовного розыска. Сыскное — это при царе было. Ну-ка, давай показывай, где у тебя самые свежие, кого, допустим, вчера привезли…

— А я их не отбираю. Это не ягода. Вы сами тут разбирайтесь. Мне за отбор денег не платят…

Егоров на мгновение снова растерялся. Как же он тут разберётся сам? Ни за что ему не разобраться. Но его внезапно осенила счастливая мысль.

— Тебе ведь, отец, ещё вчера приказали заморозить аптекаря. А ты чего делаешь? Чего ты тут выясняешь, кто робеет и кто не робеет? Тебя поставили на дело — делай, а нечего дурочку разыгрывать! Я ж тебе говорю, что я не из шарашкиной конторы, а из уголовного розыска. Показывай мне, где тут аптекарь…

— Пожалуйста, глядите, — вдруг действительно оробел старик. — Давайте вот этого сымем. — И он потянул за ноги мертвеца, лежавшего первым от края. — Женщин тревожить не будем, а мужеский пол оглядим. Не этот? Глядите…

Глядеть на это было самым трудным для Егорова. Но он глядел.

— Нет, не этот.

— Ну, тогда зайдёмте с этого краю, — предложил старик, потирая будто озябшие руки.

Егоров не считал мертвецов, но, пожалуй, не менее двадцати перебрал их старик, пока Егоров угадал:

— Вот этот.

Это был действительно аптекарь. И сейчас, как тогда, Егорову, мельком взглянувшему на него, опять стало плохо.

«Только бы снова не сыграть дурака, — быстро подумал он и привалился плечом к каменному столбу. — Не упасть бы тут при старике. А то просто позор будет. Просто позор…»

Но старик уже не глядел на Егорова. Он, как бревёшко, поднял аптекаря и понёс к той высокой нише, где лёд.

Как благодарен был Егоров старику за то, что он не попросил помогать ему!

Однако, дотащив аптекаря до ниши, старик закричал:

— Ваше здоровье, молодой человек! А ну-ка, давайте вдвоём закинем его!

Егоров никогда не смог бы вспомнить, как это произошло. Но он всё-таки собрал в себе силы, заставил себя взять аптекаря за каменно-холодные ноги, и, чуть качнув, они уложили его на лёд.

— Большое спасибо, — сказал Егоров старику.

Бодро, твёрдо сказал. И пошёл из подвала.