Испытательный срок для киллера

Синицкий остановился у какого-то подъезда, в глазах потемнело, к горлу подступила тошнота. Что же делать, господи, что же делать? И только увидев, куда он пришел, Синицкий понял, что давно уже знает, что делать. Он стоял в темном дворе-колодце перед железной дверью в полуподвал. Здесь была котельная, куда они один раз приходили с тем человеком. Синицкий постучал, сначала негромко, потом – громче, затем – ногами изо всех сил. Его трясло, глаза заливал пот. Наконец изнутри раздался скрежет засова, дверь приоткрылась, показался тщедушный, синий от пьянства мужичок.

– Ну, чего гремишь, чего надо?

– Халява здесь?

Мужичок изменился в лице, отступил назад, давая Синицкому войти, и крикнул за спину:

– Халяву ему, вишь ты, подавай!

Синицкий вошел внутрь. С улицы он как бы ослеп, вокруг была жуткая темень с пляшущими в глубине языками пламени – вот он и ад уже, настоящий ад, которого он вполне достоин! Но в следующий момент глаза привыкли, а кто-то большой и темный захлопнул заслонку печи и повернулся к нему лицом. Синицкий узнал это обрюзгшее безволосое бабье лицо, бледное, как сырая картофелина, эти мощные покатые плечи и длинные, как у гориллы, руки.

– Здорово, Халява. – Он попытался придать голосу твердости, но не больно-то получилось.

Халява глядел на него исподлобья, мрачно и подозрительно.

– Ты меня не узнаешь, что ли? Я с Винтом приходил.

– Много тут всяких ходит. Со всякими не наздороваешься.

– Дело у меня к тебе. Можно тут говорить?

– Тут-то можно. – Халява зыркнул на тщедушного алкаша, и тот как в воздухе растворился. – Да ты-то что еще скажешь. Мы послушаем.

– Надо двоих… ну, ты понимаешь, это самое… Мужика и бабу. Иначе мне кранты. А через меня и Винту хуже будет.

Синицкий говорил простыми словами, ему казалось, что так до Халявы скорее дойдет вся важность дела.

– Да что ты за птица такая, чтобы из-за тебя ногами дрыгать? Чем двоих мочить, я лучше тебя сейчас ломом приложу, да в печку и оприходую!

Синицкий отшатнулся, но постарался сдержать ужас.

– Я заплачу. Я хорошо заплачу.

– Конечно, заплатишь. Это уж будьте уверены. Ладно, говори, когда и где. Я помозгую.

– В понедельник они точно там будут. После выходных им всегда невтерпеж. В понедельник надо дело делать.

После обеда сотрудники отдела собрали деньги на похороны Лены. Валя поймал Надежду в коридоре.

– Надя, надо деньги Лениному мужу отвезти. Поедем со мной, я на машине.

Надежда нехотя согласилась:

– Что это ты сегодня на машине, ты ведь зимой не ездишь?

Когда подъехали к дому Лены, Валя помялся, а потом сказал, отводя глаза:

– Может, ты сама сходишь? Неловко мне, понимаешь, вроде я во всем виноват, послал туда Лену. Сходил бы сам, ничего бы, может, не случилось.

Надежда была сердита на Вальку за то, что все неприятное переложил на нее, как обычно делают все мужчины, и сказала:

– Вот и сходил бы тогда сам в щитовую, чего ж не пошел?

– Говорят же, на тебя загляделся.

– Да отвяжись ты! – Она с силой хлопнула дверцей.

У Лены дома была одна свекровь – здоровая тетка с крашенными хной волосами и металлической коронкой на боковых зубах. Надежда извинилась, представилась, тетка пригласила ее на кухню. Надежда отдала деньги, собралась уходить, но Ленина свекровь вдруг предложила ей чаю, и что-то заставило Надежду согласиться, хотя тетка эта была ей неприятна, потому что она помнила, как Лена жаловалась на свекровь, что та буквально не дает ей жизни и все время пытается их с мужем поссорить. Отхлебнув чаю, Надежда осторожно поинтересовалась, известна ли причина Лениной смерти. Свекровь поджала губы.

– Говорят, что отравление каким-то сильнодействующим лекарством, а в больницах открещиваются, клянутся, что ничего такого они ей не кололи. – Раздражаясь, она постепенно повышала голос. – Сами небось что-то не то сделали, а теперь репутацию берегут. А сын меня во всем обвиняет, я, что ли, ее чем-то накормила? А если сама она, то с чего это, интересно знать? Жила на всем готовом, я и за ребенком присмотрю, и обед сделаю, и в квартире приберусь.

Надежда слушала ее и не могла понять, действительно Ленина свекровь считает себя во всем правой или старается убедить в этом ее, Надежду? До свекрови, между тем, дошло, что она говорит о покойнице, и она сбавила тон.

– Вот и в последний день пришла она утром из больницы, я ей позавтракать предложила, она крошки в рот не взяла, потом прихожу я из магазина, а она вся накрашенная бежит по лестнице сломя голову. В поликлинику, говорит, больничный закрывать, а больничный-то вот он, я у нее в сумочке нашла, закрытый он, не надо было ни в какую поликлинику ходить. А я утром звонила участковой нашей, так та говорит, что у нее вчера и приема не было. А потом я жду-жду, не идут они с внуком из сада, я сама пошла, взяла его, смотрю – Ленка бежит с другой стороны совсем, а там машина отъезжает, синяя такая. Вот кто ее, интересно, подвозил и откуда? А сын со мной не разговаривает, и соседи тоже косятся.

– А полиция интересовалась чем-нибудь?

– Мы в полицию заявлять не будем. Зачем это, чтобы нашу фамилию везде трепали?