Станция оказалась открытой. Стоило поезду раздвинуть двери, в вагон хлынул пьянящий запах буйствующей зелени. Парк, а вернее, обозванный таковым и чуть-чуть облагороженный лес, дуреющий от весны, начинался тут же, за низеньким бетонным забором. По другую сторону станции нежился в солнечных лучах спальный район, покинутый по дневному времени большинством обитателей. Макс покрутил головой, оценивая обстановку. Он располагал описанием нескольких примет местности и примерными координатами, любезно указанными заявителем; поиски, несомненно, следовало начинать оттуда. Несправедливо: нежить человека за версту чует, а некоторая особо продвинутая ещё и минуса от мага на раз-два отличает; саму же её поди отыщи… Чем дурью маяться, заморочились бы исследователи да изобрели бы какой-нибудь детектор — сколько бы сил всем сэкономили!
Под сенью деревьев по асфальтированным пешеходным дорожкам чинно фланировали пенсионеры и мамы с колясками. Протоптанные среди деревьев тропинки после позавчерашнего ливня ещё не просохли, а значит, конец кроссовкам. Макс, сколько получилось, прошёл по асфальту, сделав приличный крюк, а потом пришлось спрыгнуть в желтоватую грязь. Одна радость — никто из здешнего гуляющего контингента за ним не последует.
Речушку, если верить табличке, звали Серебрянкой. Подходящее название для бегущей воды, за которой город прячется от неживых лесных обитателей. В самой речке мелковато даже для самой неприхотливой водной нечисти, нет ни заводей, ни глубоких омутов. Макс зачем-то потрогал носком кроссовки торопливый прозрачный поток и поморщился от коснувшегося кожи холода. В следующий раз надо быть умнее и выбирать обувку не за модный бренд, а за практичность. Вон Мишкиным вездеходам вообще уже года три, и ничего им не делается: грязь палочкой отколупал — и беги дальше.
От ближайшего мостика Макс ушёл уже далековато, так что через речку пришлось перебираться прямо здесь, разувшись и закатав джинсы. Стоит повышать категорию хотя бы ради того, чтобы научиться наконец прыгать через пространство. Впрочем, старшие обычно предпочитают менее экстремальные виды перемещения, оставляя магию на крайний случай. Можно ли считать таковым необходимость брести почти по колено в ледяной воде? Не хватало ещё поймать простуду. Или битое стекло, тоже не слишком здорово. Хорош он, должно быть, со стороны! Надо было сначала перейти мостик, а потом уже сворачивать в глушь, но кто же знал…
Возмутительница спокойствия обнаружилась на удивление близко к указанным в заявке координатам. Русалка, прекрасная и печальная, как положено, сидела на берегу речушки, живописно разметав вокруг зеленоватые волосы. Почуяв рядом человека, неживая красавица вскочила и обернулась; на иссиня-бледном личике мелькнула радость, моментально сменившаяся разочарованием. Неужто ждала кого-то конкретного? Кого?
— Уходи, — грустно пропела русалка, укоризненно глядя на Макса большими водянистыми глазами.
Кроме венка из незабудок — и где только надрала в таком количестве? — на ней ничего не было. Макс привык уже к тому, что нежить плевать хотела на человеческие правила приличия, но всякий раз чувствовал себя неловко. Ладно ещё, когда оно бесплотное или мохнатое, а вот так… Зачарованное колечко в брови ощутимо нагрелось, отражая слабенькие чары. Русалка — не туманница, можно и поговорить, если осторожно.
— Младший офицер магконтроля Некрасов, — сухо сообщил он, для порядка щёлкнув корочкой. — По какому поводу беспокойство?
Напрямую не обращаться, имя не сообщать, в глаза не смотреть. Вроде всё соблюдено. Серебро ещё разок сердито обожгло кожу и успокоилось — видимо, русалка оставила надежды очаровать сурового контролёра. Вид у неё был, на удивление, не испуганный — скорее, несчастный.
— Уходи, — повторила она. — Ты мне не нужен.
— Девушка изволит ответить на вопрос? — прохладно поинтересовался Макс. — Жители жалуются на подозрительный шум.
Так и тянуло нахально обозвать русалку гражданочкой, но это было бы вопиющим нарушением всех мыслимых протоколов. Нет у нежити ни гражданства, ни прав, и хорошо. Не хватало ещё, чтобы какие-нибудь упыри принялись бороться за признание их отдельным малым этносом.
— Какое тебе дело? — тоскливо протянула русалка. Длинные бледные пальцы скользнули сквозь мокрые пряди. — Мне чужих жизней не надо… Я вас не трогаю, и вы меня оставьте…
— Надо бы прекратить выть по вечерам, — копируя Мишкины интонации, потребовал Макс. Потом, подумав, смилостивился: — Либо можно встать на учёт в Управе и переехать туда, где никто никому мешать не будет.
— Нет! — испуганно пискнула русалка. Она отступила на полшага, коснулась пяткой воды и, вскрикнув, отбежала от речки подальше. Оказавшись таким образом ближе к Максу. — Оставьте меня здесь! Я не буду… Не стану…
— Общеизвестно, — Некрасов, напрягшись, выудил из памяти подходящую формулировку, — что нежити позволяется не покидать места обитания в непосредственной близости к человеку только при условии мирного сосуществования. В противном случае мы имеем право ликвидировать нарушителей.