«Авторитарный» синдром можно определить как фрустрацию в широком смысле слова, поскольку интроекция отеческого дисциплинирования означает постоянное подавление Оно. Но, как кажется, имеется структура, при которой фрустрация выполняет совершенно специфическую функцию. Она встречается у лиц, которым не удалось приспособиться к своему окружению, освоить «принцип реальности» и которые, так сказать, не в состоянии компенсировать удовлетворение отказом. Их внутренняя жизнь определяется неудачами из-за собственной несостоятельности, которые возложило на них окружение в детстве и в последующей жизни. Эти люди были загнаны в изоляцию. Они вынуждены создать свой внутренний, часто граничащий с манией, иллюзорный мир, который они эмфатически противопоставляют реальности. Они могут существовать, только если сами себя возвышают и страстно отвергают внешний мир. Их «душа» становится их драгоценнейшим достоянием. Одновременно они очень проективны и недоверчивы. Нельзя не заметить родство с психозом; они параноидны. Для них жизненно важен предрассудок: он их средство избежать острой формы психического заболевания посредством коллективизации. С его помощью они конструируют псевдореальность, против которой они могут направить свою агрессивность, не нарушая открыто «принцип реальности». Стереотипность имеет решающее значение: она выполняет функцию, так сказать, социального подтверждения ее проективных формул и поэтому институционализирована в такой степени, которая часто приближается к религиозной вере. Этот синдром встречается у женщин и пожилых мужчин, изоляция которых из-за их исключения из процесса продуктивного хозяйствования усиливается еще в большей степени. Сюда относятся лица, входящие в организацию вдов военных и, даже во времена затихающей расовой пропаганды, неутомимые сторонники агитаторов. Выражение «фанатичные приверженцы», которым часто злоупотребляют, имеет здесь определенное оправдание; обязательность этих людей достигла стадии фанатизма. Чтобы взаимно подтверждать друг перед другом свою псевдореальность, они объединяются в секты, которые часто пропагандируют (в соответствии со своим проективным понятием вечно вредного жида, который разрушает чистоту естества) что-то из «природы» в качестве универсального средства. Идеи конспирации играют при этом большую роль; они, не колеблясь, обвиняют евреев в стремлении к мировому господству и свято верят в существование сионских мудрецов. Незавершенное образование, магическая вера в естественные науки, которая делает их идеальными сторонниками расовых теорий, — все это является характерными социальными признаками. Их едва ли можно найти выше определенного уровня образования, а также среди рабочих.
— это женщина, лет пятидесяти, высокая, крепкого телосложения, с резкими чертами лица, серо-голубыми глазами навыкате, острым носом, тонкими прямыми губами. Ее поведение должно производить впечатление.
В этом стремлении произвести впечатление лежат патологические чувства внутреннего превосходства, как будто она принадлежит к тайному ордену, но окружена людьми, чьи имена она не хочет называть, так как из этого можно сделать слишком вульгарные и рискованные выводы и они могли бы быть распространены далее:
Ее коллеги ей безразличны. Некоторые из них имеют всевозможные академические титулы, но у них отсутствует здравый смысл. Имена она не хотела бы называть, но она все-таки хочет рассказать, что там происходит. Многие целый день ничего другого не делают, как только болтают друг с другом. Она не может заставить себя сказать своим коллегам больше чем пару слов. Она говорит о них только с презрением, чувствует себя благородной, что превосходит их… Они ее вообще не знают — действительно не знают — этим она хочет намекнуть на то, что она нечто совершенно особенное, что она могла бы показать им свой талант, но не хочет.
Ей важен ее внутренний ранг и, насколько возможно, внешний статус, выражающийся в чрезмерном подчеркивании «связей», знакомств, из чего можно заключить о наличии мании связей.