Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.

В результате наблюдения мы обнаружили, что наиболее стимулирующим является вызов средней степени между избытком суровости и ее недостатком, поскольку недостаточный вызов совсем не сможет стимулировать противоположную сторону, тогда как чрезмерный вызов может сломить ее дух. Но что можно сказать о вызове, на который эта сторона способна ответить? На первый взгляд, это наиболее стимулирующий вызов, какой только можно себе представить; и на конкретных примерах полинезийцев, эскимосов, кочевников, османов и спартанцев мы уже наблюдали, что подобные вызовы способны породить tour de force. Вместе с тем мы наблюдали, что уже в следующей главе истории за эти tours de force наступала (для тех, кто их осуществлял) неизбежная расплата в форме задержки их развития. Поэтому при более внимательном рассмотрении мы должны вынести решение, что непосредственный мощный ответ далеко не всегда является окончательным критерием того, оптимален ли любой данный вызов, если рассматривать его с точки зрения целого и с точки зрения конечного ответа. Действительно оптимальным является тот вызов, который побуждает противоположную сторону не только к достижению единого успешного ответа, но также к приобретению импульса, который направит ее дальше: от достижения — к новой борьбе, от решения одной проблемы — к постановке другой, от Инь — снова к Ян. Одиночного ограниченного движения от беспокойства к восстановлению равновесия недостаточно, чтобы за возникновением последовал рост. Чтобы задать движению повторяющийся, периодический ритм, необходим elan vital[420]^,[421] (пользуясь термином Бергсона), который выведет группу из состояния равновесия, бросив ей новый вызов и тем самым вдохновив на новый ответ в форме дальнейшего равновесия, кончающегося дальнейшей его потерей, и так далее в прогрессии, которая потенциально бесконечна.

Этот elan (порыв), прокладывая себе дорогу через ряд неустойчивых состояний, можно обнаружить в ходе развития эллинской цивилизации с момента ее возникновения вплоть до зенита в V в. до н. э.

Первым вызовом, брошенным новорожденной эллинской цивилизации, явился вызов хаоса и древней ночи. Распад отеческого минойского общества оставил после себя столпотворение социальных осколков — оставшихся на необитаемом острове минойцев и сидящих на мели ахейцев и дорийцев. Суждено ли осадку старой цивилизации быть похороненным под слоем гальки, которую новый поток варварства принес вместе с собой? Будет ли над редкими в ахейском ландшафте клочками низменностей господствовать дикость горной местности, окружающей их кольцом? Окажутся ли мирные земледельцы равнин во власти горных пастухов и разбойников?

На этот первый вызов был дан победоносный ответ; было решено, что Эллада станет миром городов, а не деревень, земледелия, а не пастушества, порядка, а не анархии. Однако сам успех этого ответа на первый вызов поставил победителей перед вторым. Ибо победа, которая гарантировала мирное занятие земледелием в низменностях, дала импульс росту населения, и этот импульс едва не привел в тупик, когда население достигло максимальной плотности, которую бы могло обеспечить земледелие на эллинской родине. Таким образом, сам успех ответа на первый вызов поставил зарождающееся эллинское общество перед вторым, и на этот мальтузианский вызов[422], был дан столь же успешный ответ, как и на вызов хаоса.

Эллинский ответ на вызов перенаселения принял форму ряда альтернативных экспериментов. Самое легкое и наиболее очевидное средство было усвоено сразу и применялось до тех пор, пока не начало приводить к уменьшению отдачи. Затем вместо первого было усвоено и применено более трудное и менее очевидное средство, которое на этот раз привело к решению проблемы.