Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.

Во время битвы при Пидне этому действенному римскому новшеству было не более тридцати лет, поскольку на этой италийской окраине эллинского мира фаланга домакедонского типа встречалась еще совсем недавно, в битве при Каннах (214 г. до н. э.), когда тяжеловооруженная римская пехота, развернувшаяся в боевом порядке строем старой спартанской фаланги, была окружена с тыла испанской и галльской тяжелой кавалерией Ганнибала и перерезана, как скот, африканской тяжеловооруженной пехотой с другого фланга. Эта катастрофа застигла врасплох римское высшее командование, которое, будучи потрясенным недавней катастрофой при Тразименском озере[659], собиралось воздержаться от экспериментов и (как оно совершенно ошибочно предполагало) избежать риска. В суровой школе своего окончательного поражения при Каннах римляне наконец от всего сердца приняли усовершенствование в пехотной технике, одним махом превратившее римскую армию в самую эффективную боевую силу эллинского мира. Последовали победы при Замме, Киноскефалах и Пидне, а затем ряд войн римлян против варваров и римлян против римлян, в которых под командованием ряда великих полководцев от Мария до Цезаря легион достиг величайшей эффективности, какой только могла достичь пехота до изобретения огнестрельного оружия. Однако к тому самому моменту, когда легионер стал в своем роде совершенным, ему было нанесено первое в длинном ряду поражений от пары тяжеловооруженных всадников с совершенно отличной техникой, которые в конце концов победили легионера на поле битвы. Победа конного лучника над легионером в битве при Каррах в 53 г. до н. э.[660] предвосхитила на пять лет классический бой легионера с легионером при Фарсале[661] — битву, в которой римская пехотная техника, вероятно, находилась в своем зените. Предзнаменование Карр оправдалось при Адрианополе[662] более чем через четыре столетия, когда в 378 г. катафракт — покрытый броней всадник, вооруженный копьем, — нанес легионеру свой coup de grace (смертельный удар). В этой битве, как свидетельствует, основываясь на фактах, римский историк того времени Аммиан Марцеллин[663], служивший также офицером, римские потери составляли две трети от общего количества участвовавших. Он также высказывает мнение, что со времен Канн римская армия не терпела военной катастрофы такого масштаба.

В продолжение, по крайней мере, четырех из шести столетий, прошедших между двумя этими битвами, римляне почивали на лаврах. И это несмотря на предупреждение, полученное при Каррах и повторившееся в поражениях Валериана в 260 г. и Юлиана в 363 г. от персидских прообразов готских катафрактов, которые принесли смерть Валенту и его легионерам в 378 г.

После катастрофы при Адрианополе император Феодосии вознаградил варварских всадников за уничтожение римской пехоты, наняв их для заполнения той зияющей бреши, которую они сами образовали в римских рядах. И только когда имперское правительство понесло неизбежное наказание за эту недальновидную политику и увидело, как эти корыстолюбивые варварские кавалеристы расчленили западные провинции на варварские «государства-преемники», новая местная армия, которая в последнюю минуту спасла восточные провинции от той же самой судьбы, была вооружена и посажена на лошадей по варварскому образцу. Господство этого тяжеловооруженного улана продолжалось более чем тысячу лет, а его пространственное распространение даже еще замечательнее. Его можно узнать безошибочно, где бы мы ни встречали его портрет — на фреске из крымской гробницы, датируемой I в. христианской эры, на барельефах III-VI столетий, вырезанных сасанидским царем на скале в Фарсе, в глиняных статуэтках тех дальневосточных тяжеловооруженных всадников, которые были боевой силой династии Тан (618-907) или же на Байенском гобелене XI в.[664], изображающем поражение английских пехотинцев того времени от норманнских рыцарей Вильгельма Завоевателя.

Если изумляет это долгожительство и повсеместность распространения катафракта, то также заслуживает внимания и то, что он распространяется повсеместно только в выродившейся форме. История его поражения рассказана очевидцем.

«Я находился в армии помощника визиря, когда он отправился навстречу татарам с западной стороны Города Мира [Багдада] во время того величайшего бедствия, которое случилось в 656 году хиджры [1258]. Мы встретились у Нахр-Башира, одного из притоков Дуджейля. От нас поскакал всадник, чтобы биться один на один, полностью экипированный, верхом на арабском скакуне, так что как будто бы он и его конь вместе составляли одно целое, словно некую огромную гору. Тогда со стороны монголов навстречу нашему поскакал всадник верхом на лошади, похожей на осла, держа в руке пику, похожую на веретено, не имея на себе ни одежды, ни доспехов, так что все, кто видел его, принялись смеяться. Однако не успел закончиться день, как победа была за ними, и они нанесли нам сокрушительное поражение, явившееся корнем всех зол, и поэтому с нами произошло то, что произошло»[665].