Исследование истории. Том I

Когда фанариотский князь Ипсиланти[317] перешел через Прут со своей базы в России, чтобы сделаться хозяином Оттоманcкой империи, а лидер майнотов[318] Петробей Мавромихалис[319] спустился с горной крепости в Морее, чтобы учредить независимую Грецию, исход был заранее предрешен. Обращение к оружию означало крах фанариотских стремлений. Тростник, на который османы опирались более столетия, проколол им руку, и ярость по поводу этой измены придала им достаточно сил для того, чтобы разломать вероломный посох на куски и выстоять любой ценой на собственных ногах. Османы ответили на объявление войны князем Ипсиланти, разрушив одним ударом ту «фабрику власти», которую фанариоты мирным путем выстраивали для себя с 1683 г. Одновременно это явилось первым шагом к искоренению всего нетурецкого элемента из остатков оттоманского наследства — процесс, который достиг своей высшей точки в выселении православного меньшинства из Анатолии в 1922 г. Фактически первая вспышка греческого национализма зажгла первую искру национализма турецкого. Таким образом, фанариотам в конце концов не удалось закрепить за собой то «главенство» в Оттоманской империи, которое, казалось, было им суждено. Однако тот факт, что фанариоты едва не достигли успеха, служит доказательством той силы, с которой они ответили на вызов ущемления. В самом деле, история их отношений с османами служит превосходной иллюстрацией социального «закона» вызова-и-ответа. А контраст между греками и турками, вызывавший такой большой интерес и такую сильную враждебность, можно объяснить только в данных понятиях, а не в понятиях расы или религии, которые было принято выдвигать с обеих сторон в общераспространенной полемике. Туркофилы и грекофилы сходятся в том, что приписывают исторические различия в этосе между греческими христианами и турецкими мусульманами некоему неискоренимому свойству расы или некоему неизгладимому отпечатку религии. Они расходятся лишь в отношении социальных ценностей, которые приписывают этим неизвестным величинам в двух случаях. Грекофил постулирует существование врожденной добродетели в греческой крови и в православном христианстве и врожденной греховности — в турецкой крови и в исламе. Туркофил просто переставляет местами грех и добродетель. Фактически общее высокомерие, лежащее в основе обеих точек зрения, противоречит несомненному положению дел.

Несомненно, например, что, с точки зрения физического происхождения, кровь выходцев из Центральной Азии, тюркских последователей Эртогрула, текущая в жилах современного турка, не более чем бесконечно малая примесь. Турки Оттоманской империи выросли в нацию, ассимилировавшись с православным населением, в окружении которого османы жили в течение последних шести веков. В расовом отношении сегодня можно найти лишь весьма небольшое различие между двумя народами.

Если этот пример достаточно убедительно опровергает априорное расовое объяснение контраста между греками и турками, то мы можем опровергнуть и априорное религиозное объяснение, взглянув на другой тюркский мусульманский народ, который живет и жил долгое время при обстоятельствах, похожих не на те, в которых жили оттоманские турки, но на обстоятельства, в которых жили бывшие подданные османов — православные греки. На Волге существует тюркская мусульманская община, называемая казанскими татарами, которые были покорены в течение нескольких веков православным правительством России и подвергались многим из тех же расовых и религиозных ущемлений при чуждом режиме, которым османы подвергали православных христиан. Что за народ эти казанские татары? Мы читаем, что они «отличаются своей умеренностью, честностью, бережливостью и трудолюбием… Основным занятием казанского татарина является ремесло… Его главные промыслы — мыловарение, прядение и ткачество… Он становится хорошим сапожником и кучером… До конца XVI столетия в Казани не позволяли открывать ни одной мечети, и татары вынуждены были жить в отдельном квартале, но постепенно превосходство мусульман восторжествовало»^{59}. В сущности, это описание тюрков, ущемленных русскими в царское время, могло бы быть и описанием православных христиан, ущемленных тюрками в период расцвета Оттоманской империи.

Общий опыт ущемленности по религиозному принципу был основным фактором в развитии обеих общин, и в течение столетий идентичная реакция на этот общий опыт породила в них «фамильное сходство» друг с другом, которое полностью стерло различие между первоначальным влиянием православного христианства и ислама.