Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)

Таково «истинно историческое» понимание феодальных смут О. Бруннером.

Другим проявлением той же пресловутой «переоценки взглядов на феодализм» является идея о «конструктивной» роли ленной системы.

Если в прошлые времена в ленной системе (которую многие отождествляли с понятием феодализма) видели факт разложения нормального государственного порядка, основанного на «общем подданстве» (Untertanenverband)[131], то теперь в ней склонны видеть не распад, а «возведение» нового здания ленного государства[132].

«Заслуга» в утверждении этого взгляда в немецкой историографии принадлежит Г. Миттайсу. В своей книге «Ленное право и государственная власть» (1933) Г. Миттайс стремится доказать, что в ленных отношениях и ленном праве содержались условия для удержания государственного единства в период раздробленности и для положительного строительства государственной централизации в последующее время. В других странах Европы эти условия были использованы всецело королевской властью, в Германии – по причинам своеобразия немецкого ленного права и немецкой «государственной идеи» – они пошли на пользу князьям и во вред королевской власти[133].

В этой книге Г. Миттайс всю судьбу германского феодального государства и судьбу немецкого народа в средние века склонен объяснять особенностями немецкого ленного права (для которых, правда, он находит «объяснение» в немецкой психологии). Подобная «концепция» показалась наивной даже немецким историкам[134]. Позже, в книге «Государство классического средневековья» Г. Миттайс, уступая критике, заявил, что судьба «ленного государства» определялась не одним ленным правом, но и общими политическими условиями, а также взаимоотношениями отдельных групп феодалов (Adelsschichte)[135].

Ленную систему и ленное право он определяет здесь как силы, которые придают феодализму государственный характер и лишают его центробежных тенденций. «Ленная система – это положительно приспособленный феодализм»[136]. Здесь выражено существо «нового взгляда» на ленную систему и феодализм.

Г. Миттайс, использовавший в своих книгах материал не одной Германии, но и ряда европейских стран, ограничивает тем не менее родину ленной системы одной Германией: «Ленная система и ленное право представляют собой вклад германского духа в общую историю феодализма... Феодализм принадлежит всей истории; под ленной системой мы понимаем особую форму феодализма во франкском и западном мире»[137].

Можно только сожалеть, что такой авторитетный представитель современной немецкой историографии и знаток ленной системы так слабо знает историю других народов.

С переоценкой ценностей в немецкой буржуазной историографии связано также течение, направленное против модернизации средневековой государственности. Наиболее ярким его проявлением может служить цитированная выше книга О. Бруннера «Страна и власть». О. Бруннер берет под сомнение адекватность средневековым порядком наших современных исторических представлений. Он считает, что на общество и государство средних веков историками переносятся их представления о «современных» порядках, и выступает решительно против подобной модернизации. С О. Бруннером солидаризируется Г. Миттайс[138] и другие историки.

Обвинение буржуазной историографии в модернизации средневековья безусловно справедливо. Буржуазные исследователи, видящие в историческом прошлом не объективно закономерный процесс, а нагромождение фактов, в которое логику и порядок вносит только ум исследователя, представляют это прошлое в смысловых и логических категориях своего буржуазного настоящего. Не модернизировать они не могут. Но характерно, что больше всего модернизируют и извращают прошлое как раз те историки, которые больше других возмущаются против модернизации и ратуют за «адекватное» понимание категорий прошлого.

Ф. Гекк, считавший себя мастером «адекватных» юридических понятий и заменявший латинскую терминологию более адекватной германской терминологией, создал, как известно, такую концепцию сословного строя германского общества периода варварских правд[139], которая ни в малейшей степени не выражает действительного устройства и адекватна только извращенной юридическими спекуляциями логике автора.

То же можно сказать и об О. Бруннере. «Новое», «адекватное» понимание территории («земли») гласит: «Земля (Land) является областью, в которой действует свое определенное право, именно земское право (Landrecht)[140]. Земля характеризуется единым правом. «Земля (страна) – это правовая общность»[141]. По мнению О. Бруннера, «земля» конституируется окончательно только с оформлением «земского права» (Landrecht). Другими словами, «землю создает право. Сперва право, потом земля!?[142] Так выглядит это «адекватное» представление о территориальном княжестве. Новым в нем является только то, что право объявляется абсолютной категорией, всецело определяющей реальную общественную жизнь.