Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)

«Национальное» было чуждо не только магнатам, но и самим королям. Чтобы сохранить свою власть и свои владения перед лицом бунтующих магнатов, короли не останавливались даже перед таким далеко непатриотическим средством, как приглашение на помощь для борьбы с собственными «подданными» иностранных монархов и обещание уступки им в лен или владение территории своего государства. К такому методу прибегал, например, Генрих IV в борьбе с непокорными саксонскими феодалами. Он заключил на этот счет тайное соглашение с датским королем Свендом, обещая ему в вознаграждение за помощь передать в собственность пограничные области[633].

Генриха IV нет оснований считать самым плохим и наименее «национальным» королем Германии. Он не меньше других потратил сил на укрепление Германского государства. Внешняя политика, подобная этой, была типичной для тою времени[634]. Феодальных землевладельцев, в том числе и королей, больше всего беспокоила судьба их собственных владений. К защите и умножению этих владений и сохранению своего господства была направлена вся их политика.

Захватническая политика германских королей и феодалов была направлена против славянских народностей на восток от Эльбы и в Италию.

В немецкой буржуазной шовинистической историографии, велись и до сих пор ведутся бесконечные споры на тему о выгодности и убыточности агрессивной внешней политики германских императоров X – XIII вв. Почти все принимавшие участие в этих спорах историки сходятся на восхвалении агрессивной политики, захватов чужих земель и порабощения других народов, осуществлявшейся германскими феодалами во времена «Первой империи». Точки зрения расходятся только по вопросу о выборе «более выгодного направления» этой политики. Одни, вслед за Г. Зибелем, развязавшим этот диспут[635], утверждают, что итальянское направление агрессивной внешней политики и сама идея «священной империи» ничего, кроме убытка, Германии не принесли. Более умеренные сторонники этого направления признают некоторые положительные стороны «итальянской политики», но, взвешивая все «плюсы и минусы» (Vorteil und Nachteil), приходят к выводу, что убытки преобладали над выгодами[636]. Другие вслед за Ю. Фиккером[637], не только оправдывают «итальянскую политику» немецких императоров, но и считают ее «величайшим подвигом нации», «проявлением юношеской силы немецкого народа» и т. п. Грехопадением эти историки считают только бесплодную борьбу немецких императоров за обладание Южной Италией. Среди хвалителей «итальянской политики» были крайне восторженные и умеренные. К первым следует отнести В. Гизебрехта и К. Гампе и др.[638], ко вторым – А. Бракмана[639], Г. Гостен-Кампфа[640], Р. Гольцман[641] и др. Последние историки, начиная с Бракмана, стремятся сгладить противоречия спорящих сторон и вовсе снимают альтернативу «итальянская» или «восточная» политика, а говорят о положительном значении итальянской политики для немецкого «Drang nach Osten». Характерна в этом отношении работа М. Линцеля. Автор старается придать своим суждениям «научную объективность» и одинаково взвешивает как «плюсы», так и «минусы» этой политики. За этими рассуждениями трудно найти собственные симпатии автора. Хотя в конце книги он и заявляет, что «убытки» от этой политики превосходили все ее положительные результаты и что она отрицательно сказывалась на внутреннем состоянии Германии и на ее положении на востоке и севере[642].

Современная западногерманская историография, продолжая с прежним жаром дискуссию об итальянской политике германских императоров, пытается, по ее словам, освободиться от политической тенденциозности и придать своей концепции «строго научный, объективный смысл». Она ищет объяснение этой политики не в характере Германского феодального государства той эпохи, а в общеевропейской ситуации и в традиции религиозно-политического единства Запада. Но за этой внешней объективностью скрывается не менее тенденциозный подход – стремление избавить германских императоров от всяких обвинений в агрессии, и изобразить их захватническую политику как великую историческую миссию. Захват немецкими феодалами славянских земель на восток от Эльбы преподносится при этом как религиозно-культурное благодеяние немецкой нации.