Исследования и статьи

Мне представляется, что проведенный обзор издания 1792 г. и сравнение его с наиболее близкими по структуре и разночтениям списками в достаточно степени утверждают первую точку зрения на труд И. Н. Болтина и позволяют окончательно отбросить вторую. При этом следует отдать должное Н. В. Калачеву, который, создав основы для критики и неверной атрибуции текста издания 1792 г., среди всеобщего скептицизма сохранил уверенность в самостоятельной ценности Болтинского списка и высоком качестве его археографической работы.

После всего сказанного, мы можем попытаться наметить историю самого Болтинского списка и работу Болтина над его изданием, а отчасти — и последующее развитие событий.

Пергаменный список Правды Руской, на котором остановили свой выбор «любители отечественной истории» благодаря его «полноте» и древнему виду, поступил в Синод из какого-то монастыря вместе с другими рукописями. Однако вряд ли стоит искать его в реестре рукописей, возвращенных Синодом в места их постоянного хранения. Нет сомнения, что наиболее важные и ценные рукописи удерживались А. И. Мусиным-Пушкиным, однако не для своей библиотеки, а, в первую очередь, для «взнесения» их императрице, занимавшейся в те годы древней российской историей. Менее вероятно, что оригинал издания 1792 г. вернулся из дворца в Синод и «осел» в библиотеке Мусина-Пушкина, поскольку, как мы знаем теперь, его замечательное собрание русских древностей формировалось путем покупок комиссионеров и подарков друзей и императрицы.

Однако хорошо ли знал эту рукопись сам Мусин-Пушкин?

В издании 1792 г. мы не находим никаких следов его непосредственного участия. Это вполне согласуется со свидетельством И. П. Елагина, что болезнь Болтина прервала собрания друзей, и свой замечательный труд историк выполнил в полном одиночестве[569]. Это дает возможность предполагать, что оригинал издания 1792 г. мог попасть в собрание Мусина-Пушкина вместе с бумагами и библиотекой И. Н. Болтина, подаренными графу императрицей после смерти их владельца. В пользу этого говорит, во-первых, тот факт, что в в 1799 г. Мусин-Пушкин выпустил второе издание труда Болтина «без перемен», во-вторых, что главной своей находкой в 1812 г. посчитал не новый список Правды Руской, а список торгового договора Смоленска с Ригой и Готским берегом, который сам он и подготовил к публикации[570].

Новые данные о Мусин-Пушкинской рукописи 1812 г., содержащиеся в письме П. П. Бекетова от 8.11.1813 г., убеждают, что собственно в библиотеку Общества она попала не ранее этого времени, после чего с ней и мог познакомиться Н. М. Карамзин, не удосужившийся точнее установить ее происхождение, а, возможно, введенный в заблуждение К. Ф. Калайдовичем, уверенным поначалу в ее идентичности с Болтинским списком. Что же касается оригинала издания 1792 г., то еще до пожара 1812 г. у него было столько возможностей пропасть, затеряться, погибнуть, быть подаренным, украденным, вернуться в место своего первоначального хранения, попасть к старообрядцам или за границу, что дальнейшие его поиски в отечественных рукописных собраниях и хранилищах представляются сейчас почти безнадежными. С этим следует смириться, признав, что подобно «Слову о полку Игореве», Болтинский список Правды Руской существует лишь в своем точном воспроизведении изданием 1792 г.

Что можно сказать о самом Болтинском списке и о работе историка над его изданием, кроме уже известного из предисловия? Наблюдения над формальной структурой памятника, над составом статей и вариантами текста приводят к заключению, что Болтинский список наиболее близок Музейскому виду, в частности, Воскресенскому списку, но гораздо старше последнего и вряд ли имеет с ним общий протограф. На это указывает отсутствие статей о приплоде скота, устава о «городских мостех» и статьи «о муке». Отсутствие описания рукописи, в которой находился этот список Правды Руской, лишает нас возможности определить заказчика или обстоятельства ее составления, что явилось бы серьезной помощью в объяснении некоторых моментов, например, большой грамотности текста.

Из палеографических явлений обращает на себя внимание преимущественное употребление «ука» с сохранением «оу» в начале слов; паерок употребляется редко, исключительно с предлогами [ПР, 1792, 11, 24, 26, 42, 46]. Наличие выносных букв отмечено только однажды [ПР, 1792,53], однако использование церковно-славянского шрифта для наиболее точной передачи текста заставляет признать отсутствие сокращений и выносов «под титла» явлением характерным для текста оригинала. С этими наблюдениями хорошо согласуется полногласие форм, показывающих, что при создании Болтинского списка на нем еще не отразилось югославянское влияние, столь заметное уже в памятниках письменности первой половины XV века[571]. Таким образом, предварительной датой Болтинского списка Правды Руской следует считать середину или вторую половину XIV века, т. е. время, которым датируется и Мусин-Пушкинский сборник.