Читаем Исследования и статьи полностью

Внимательный просмотр известий наших летописей о контактах с половцами приводит к заключению, что эти «дети степей» во многом поступали, как настоящие дети. Они оставались по-детски доверчивы к тем, кто, как русские князья, неоднократно нарушал договоры, кто убивал их заложников, их ханов и «братию», тогда как тщетно было бы искать обратные примеры. Брать в плен, чтобы отпускать за выкуп — таково было «правило игры» этих степных рыцарей, и оно соблюдалось на Востоке гораздо строже, чем у рыцарей Запада. Князь, хан, даже шах могли быть убиты в жаркой схватке. Но смерть их была или случайна, или обусловлена личными отношениями противников. Простой воин не имел права поднять руку на благородного; похоже, он был даже не в праве его пленить. Об этом свидетельствуют восточные историки[88] и писатели того времени, описывая схватки с крестоносцами в Палестине, и о том же самом повествует грузинская поэма XI–XII вв. «Амирандарежданиани».

Можно думать, что такие же правила определяли поведение половцев и на русских землях, когда они приходили в гости к родственникам или отправлялись в далекое кочевье. Об этом свидетельствует та легкость, с которой киевские князья убивали половецких ханов, захватывали их вежи, стада и семьи, остававшиеся без серьезной охраны на время долгих отлучек мужчин. Сами половцы вели себя иначе, как показывают многочисленные следы их пребывания в Верхнем Поволжье — во владимирском Ополье, в окрестностях Переславля Залесского и Ростова Великого, где сохранились топонимы «Половцы», «Половецкое», «Итларь». Да и в самом Боголюбове, резиденции владимиро-суздальских князей, тесно связанных кровным родством со Степью, за строками летописных известий встают живущие там степняки — половцы, торки, берендеи, аланы…

Всё это убеждает, что в отношении половцев следует говорить не о контактах с ними населения русских княжеств, а о симбиозе, начальном этапе постепенного слияния двух этносов, экологически вполне совместимых, если бы не последующее монгольское нашествие. Действительно, к XIII в. Русь и Половецкая Степь представляли единое образование, пронизанное бесчисленными нитями родственных, дружеских, политических и экономических связей. Образование многонациональное и интернациональное, как изначально складывалась древняя Русь. Эту особенность отметил уже один из авторов ПВЛ, который, перечислив племена и народы, закончил этот перечень многозначительными словами «яже ныне зовомая Русь». Собственно говоря, на это же указала и С. А. Плетнева, поставив «Половецкую землю» в один ряд с другими древнерусскими княжествами.

И здесь к месту вспомнить о втором, не менее ярком примере воздействия степной культуры на духовную культуру русского земледельческого населения. Это — былины.

Вот уже около двух столетий русский былинный эпос приковывает к себе внимание фольклористов, этнографов, историков, поэтов и художников. В нем видят и воспоминания об обрядах инициации, оставленных в темных далях тысячелетий, и пережитки общинно-родового строя, борьбу патриархата с матриархатом, явственные отзвуки языческих времен и отражение дружинного быта древней Руси. И всё же больше всего в былинах так называемого «Владимирова» или «киевского цикла» оказывается дыхания степи.

Подвиги былинных героев, наших «рыцарей круглого стола», богатырей русских, совершаются не в чащах среднерусских лесов, не в перелесках лесостепи, где оседало русское население и возникали города, а именно в самой степи — просторной, бескрайней, откуда изредка накатывается «вражья сила» и где герой обычно встречается со своим первым противником, таким же, как и он сам, искателем приключений. Как правило, бой завершается победой. Однако далеко не всегда эта победа предполагает гибель одного из борцов или поединщиков. Очень часто сам бой оказывается способом узнавания героем в своем противнике отца, брата или сестры (от другой матери), способом обретения жены или заключения побратимства. Это типично степной сюжет, как и «симбиотические» отношения героя со своим конем, как все аксессуары степного быта, дожившие в былинах до наших дней на далеком русском Севере, где и степей никогда не видели.

Оттуда, из степей, пришли в былину имена противников богатырей и их побратимов, половецких ханов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное