Исследования и статьи

Как я уже отметил, при изложении сделки в купчей нотарием было использовано два глагола — «крити» и «купити» — до последнего времени воспринимаемых филологами как равнозначные, что отмечено во всех словарях древнерусского языка и в словоуказателях к текстам. Действительно, при наличии одного только глагола «крити» («шед на търг крити себе ризу»[41], т.е. «шел на рынок купить себе одежду») замена его глаголом «купити» вроде бы смысла не меняет. Но, исходя из предположения о жесткости формуляра купчей и особого, как можно убедиться, значения этой сделки, следует полагать, что между указанными глаголами существовало определенное смысловое отличие, поскольку каждый из них отражает разные этапы одного процесса.

Глагол «купити», как явствует из его положения в конце акта, употреблен для обозначения завершения сделки, ее итога, выраженного передачей денег представителям продавца перед свидетелями. Но сделке, как известно, предшествует торг и сговор, что описано с помощью глагола «крити» в первой фразе купчей. Именно для этой важнейшей части сделки и требовались свидетели достигнутой договоренности. Поэтому мне представляется, что глагол «крити», будучи юридическим термином, имел значение ‘сторговать(ся)’, ‘договориться о цене’, поскольку еще в прошлом веке реальное «рукобитье» (рукопожатие), скреплявшее достигнутую договоренность между продавцом и покупателем, обязательно накрывалось полой одежды.

В данном случае речь шла о том, что представители сторон «перед святой Софией и ее клиром» сторговались о цене земли.

Достигнутую договоренность и фиксировали «софийские попы» во главе со своим благочинным. Стоит заметить, что приведенный выше пример из словаря соответствует как раз такому значению: некто «шел на рынок сторговать себе одежду».

Теперь с учетом возможных вариантов объяснительный перевод записи о продаже «Бояновой земли» можно представить в следующем виде:

«Месяца января 30 [числа], в день святого Ипполита, перед попами святой Софии княгиня Всеволодова [Анна] сторговала землю княгини Бояновой. При этом присутствовал протопоп Яким, [попы] Домило, Пантелей, Степан, Михалко „неженатик“, Михаил, Данило, Марк [и] Семен, [тогда как со стороны покупателя были попы] Михаил [духовник княгини] Елисавы [и] Иван [духовник княжны] Янки, [а со стороны продавца были] Тудор Тубынов, Илья Копылович [и] Тудор Борзятич. И перед этими свидетелями [княгиня Всеволодова] купила землю княгини Бояновой всю [т.е. без остатка]. А за нее отдала семьдесят гривен собольих, а в них [содержится] семьсот гривен „драничных“».

Предлагаемый перевод, как и толкование текста, носят, конечно же, не окончательный характер: купчая на «землю Бояню» является древнейшим известным документом частного акта древней Руси, не имеющим аналогий на протяжении почти трех последующих веков. Мы не знаем ни формуляра таких актов, ни процедуры совершения подобных сделок, ни реального содержания денежных единиц той эпохи, выступающих в малопонятных для нас терминах (гривны — «драницы», «собольи», «серебра» и пр.[42]), ни особенностей синтаксиса и грамматики подобных актов, ни практики помещения «противней» (копий) на стенах общественных зданий и храмов — традиции, похоже, идущей еще из античного мира.

Дошедшие до нас памятники древнерусской письменности мало способствуют прояснению этих вопросов, так что приходится надеяться на археологов и реставраторов, в руках которых может оказаться схожий материал, позволяющий уточнить или пересмотреть предлагаемое прочтение. Точно так же остается гадать о событиях, которые привели к этой сделке, и о задействованных в ней лицах.

И всё же можно утверждать, что купчая на «землю Бояна», даже на этой стадии ее исследования, предстает исключительной важности документом для истории киевской Руси второй половины XI века. Во-первых, это древнейший известный нам земельный акт, дошедший в «противне» своего времени, который знакомит с процедурой сделки, ее оформлением, участием представителей сторон и привлечением в качестве свидетелей духовных лиц, причем количество последних — 9 человек во главе с благочинным Якимом — отличается от установлений византийской «Эклоги»[43], но соответствует рекомендациям «Закона Судного людем»[44], что особенно интересно в связи с признанным юго-славянским (болгарским) происхождением последнего.