Исследования по феноменологии сознания

Если внимательно и непредвзято прочитать параграфы Идей I, в которых Гуссерль вводит феноменологическое эпохе (§§ 31–35), то вряд ли можно обнаружить какое-либо описание этой процедуры, кроме метафор-синонимов «исключение», «выведение из игры», «заключение в скобки» и т. д. Единственным, пожалуй, обращением к опыту сознания, однако все-таки косвенным, является сравнение эпохе с попыткой универсального сомнения Декарта, «на место (…) [которой] мы могли бы теперь поставить универсальное[331] «έποχή» в нашем строго определенном и новом смысле». Не оспаривая новый смысл эпохе (эта тема относится к теме Декарт – Гуссерль и здесь нами не рассматривается), можно поставить под сомнение «строгую определенность смысла» описания с помощью указанных метафор.

Принцип редукции находится в определенном противоречии с принципом беспредпосылочности в ЛИ, согласно которому нельзя брать в качестве предпосылки то, что нельзя феноменологически, т. е. дескриптивно, реализовать. Заключение в скобки «естественного» мира – это лишь видимость дескрипции, которая по своему смыслу обязана быть конкретной. Речь идет, конечно, не о том, чтобы описывать конкретные предметы, скажем розу или медную пепельницу, феноменология – это учение об опыте сознания, но не о розах. Роза или пепельница могут стать предметом феноменологического описания только как корреляты определенного – подчеркнем, определенного – опыта, т. е. определенной иерархии различений.

Когда же Гуссерль приводит конкретные примеры эпохе в § 35, то оказывается, что речь идет опять-таки о различиях, причем о различиях первичных: во-первых, о различии воспринимающего переживания и того, что воспринято, т. е. cogitatio и cogitatum. Гуссерль рассматривает здесь пример с белой бумагой в полумраке, отделяя «воспринимающее видение» и «осязание» от объективного качества вещей. Это различие аналогично тому, которое проводит Гуссерль в ЛИ относительно цвета и которое мы уже упоминали. В ЛИ дело обходится без абстрактных принципов, а в Идеях I тот же самый тип различия выступает как пример принципа. Во-вторых, Гуссерль проводит важное различие между передним планом и фоном на примере восприятия обычных вещей – книг, карандашей, чернильницы. Это тот же самый тип различия, что и различие между передним планом и фоном в Лекциях по феноменологии внутреннего сознания времени, причем в его описании употребляется одно и то же слово «Hof» (ореол, гало). Опять-таки, в Лекциях 1905–1907 годов не требовался общий принцип, примером которого выступало бы указанное различие. К этому различию мы вернемся позже, когда будем обсуждать вопрос о «чистом Я».

Эти и другие первичные различия являются базисными для опыта сознания и не нуждаются в некотором принципе для своего осуществления. Напротив, любой принцип может быть только эмпирическим обобщением различий, обобщением, которое может уступить место другому обобщению.

Приведем пример несколько более сложный. После того как Гуссерль впервые вводит «эпохе», он сразу же говорит о необходимости ограничить его действие. Первый абзац § 32 Идей I – пожалуй, самое интересное место в гуссерлевских рассуждениях об этом принципе. Ограничить эпохе следует потому, что иначе под его действие попала бы и та научная область, которую Гуссерль хочет открыть, т. е. область чистого сознания. Тогда, говорит Гуссерль, ни один тезис не остался бы немодифицированным. Отсюда следовало бы, что все, что говорится о чистом сознании, говорится в некотором модифицированном смысле, и т. д. in infinitum. Действительно, странная была бы картина, если бы мы «вывели из игры» интенциональность, ноэтико-ноэматические структуры и т. п. Таким образом, Гуссерль неявно вводит различие между эпохе и не-эпохе внутри феноменологии, различие, которое неподвластно эпохе, не принадлежит эпохе. Иными словами, чтобы провести феноменологическое эпохе, необходимо, оказывается, провести определенное различие, которое гарантирует доступ к чистому сознанию, так сказать, в оригинале. Различие между областью переживаний, рефлексии на эти переживания и «естественным» миром с его «естественными» предметами «лежит в основе» эпохе, но не наоборот. Еще более сложный вопрос состоит в том, насколько само различие между сознанием и предметом нуждается в более тонких различиях. Отчасти мы будем его обсуждать в дальнейшем.