Истерзанное сердце

— Из чего следует, что ты не что иное, как бесчувственная логическая машина, перерабатывающая информацию и неспособная к субъективным суждениям, основанным на жалости, сочувствии или понимании! Бесчувственная! Жестокая! И лишенная воображения.

При этих последних словах Сапфира в отчаянии прижала руку к горлу. Господи! Что же она делает? Она думала, что все их стычки уже позади, и вот сейчас позволила Тэйну спровоцировать себя…

— Для тебя мой характер — открытая книга. — Он согнулся в легком поклоне, заставив ее отвести взгляд от его насмешливого лица. — Но сущность каждого человека определяется сочетанием многих составляющих. Вполне возможно, что ты открыла их не все.

— Может быть, мне это просто безразлично, — пробормотала она. — Ты действительно пришел, чтобы справиться о том, как я сплю по ночам?

— Как ты спишь, никогда не будет мне безразлично, Сапфи mou (Моя (новогреч.). — Он смотрел на нее холодно-задумчивым взглядом, по-своему толкуя ее слова. — Но есть еще одна причина. Я заказал на вечер столик для нас двоих, в одной таверне. Зайду за тобой в восемь вечера.

Просто невероятно! Сапфира глубоко вздохнула, соображая, как, не теряя достоинства, отклонить его не терпящее возражений предложение.

— Очень мило с твоей стороны, — холодно сказала она, — но я уже приготовила для всех те салат с цыпленком на ужин.

— Для всех нас? — усмехнулся он. — Боюсь, что не совсем правильно понял тебя.

— Для всех, кроме тебя, — сквозь зубы ответила она, — ты же сказал, что в отношении еды сам позаботишься о себе!

— Сапфира, ты боишься довериться мне, оставшись со мной наедине, да? — Он повернулся и посмотрел на нее, насмешливо изогнув бровь. — Ради всего святого, разве могу я чтонибудь позволить себе в присутствии нескольких ужинающих греков, даже если бы мне не было официально запрещено навязывать тебе свое общество?

Она хорошо знала эту его улыбку. В ней не было и намека на добродушие, скорее предупреждение о надвигающейся опасности, и при виде такой улыбки каждая клетка ее тела стала подавать сигнал тревоги.

— Есть разные формы посягательств, помимо физической, — съязвила она, вновь обретая равновесие. — У меня нет желания весь вечер подвергаться оскорблениям!

— Ты действительно думаешь, что в этом и есть моя цель? — Он изобразил благородное негодование. — Уверяю тебя, мои мотивы более приятны и в то же время более прозаичны. Я хотел воспользоваться относительным уединением, чтобы поговорить о том, где ты собираешься жить после того, как мы вернемся в Кефину. Даже в качестве временного пристанища твои настоящие условия далеки от удовлетворительных. Разумеется, — он пожал плечами, — если ты предпочитаешь обсудить все здесь и сейчас… — Он со спокойным интересом наблюдал, как вздымается ее обтянутая атласной тканью грудь, и Сапфира вдруг почувствовала его взгляд на своих выпирающих под пеньюаром сосках.

Глава пятая

— Нет! — слишком поспешно ответила она и снова увидела его хищную улыбку, ее мозг работал с лихорадочной быстротой. Он был прав, им так или иначе придется обсудить вопрос о том, где ей жить, и тихая таверна для этого вполне подходящее место. Сапфира вдруг почувствовала, как сжалось ее сердце от ощущения глубокой безысходности. То, что она пользовалась щедрым гостеприимством — результатом тяжелого труда — великолепного дома Тэйна, выглядело для нее чем-то вроде воровства. В то же время она не могла себе позволить слишком долго оставаться у Лорны. Существовала тем не менее надежда на компромиссное решение: она готова была согласиться на меньшие блага, чем те, которые Тэйн предложил ей на суде.

— Вообще-то, — мягко заметил Тэйн, — мы могли бы одновременно кое-что отпраздновать за ужином.

— Подняв бокалы в знак окончания нашего брака, ты это имеешь в виду? — По какой-то непонятной для нее самой причине она почувствовала, будто в сердце ей вонзили кинжал. Хотя, по правде говоря, их брак распался уже несколько лет назад…

— Это выглядело бы несколько фальшиво, любовь моя, — его интимно-ласковое обращение прозвучало как шипение змеи, — так как, несмотря на всю твою радость по этому поводу, ты пока еще остаешься моей женой.

— Я лишь продолжаю носить твое имя, вот и все!

— И все же. Хочешь ты того или нет, ты мать моих детей, разве не так, Сапфира? — Не ожидая ее ответа, он продолжил: — Это, конечно, стоило бы отметить. Но я имел в ввиду нечто другое, а именно твой день рождения.

— Мой… день рождения? — Никогда еще она не чувствовала себя столь глупо. Забыть о собственном дне рождения! Хотя у нее есть оправдание: это горечь последних событий, а кроме того, дни рождения не очень-то принято отмечать в Греции, где вместо этого празднуют именины.

Насколько она знала, святой с ее именем никогда не существовало. По-видимому, ее тезке было суждено жариться в аду за то, что она не предала неверного мужа, усмехнулась про себя Сапфира. Вот почему она относилась к своему дню рождения не как к обычному празднику — и Тэйн помнил об этом.

— Я совершенно забыла о нем, — чуть стыдясь, призналась она.