Истерзанное сердце

— Пешком! — в гневе выкрикнул он. — Ради всего святого! Ты шла пешком от самого города? В такую жару? Неудивительно, что ты выглядишь полутрупом!

— Благодарю, Тэйн. — Она криво усмехнулась, не обидевшись на его слова, так как знала, что это была самая настоящая правда. Каждое утро, глядя на себя в зеркало, она убеждалась в том, что в ней не осталось ничего от прежней привлекательности. Это исхудалое лицо, выпирающие ключицы, эти костлявые руки, когдато изящные, принадлежавшие водяной фее…

— Какие у тебя планы? — резко спросил Тэйн. — Может, вездесущий Майкл возьмет на себя роль твоего шофера или ты вызовешь такси? — Не получив ответа, он помрачнел. — Полагаю, ты не надеешься, что я отвезу тебя?

Сапфира инстинктивно сжалась от его сдерживаемой ярости, но, ощутив спиной мягкость диванных подушек, успокоилась. Не хватало еще унизить себя, попросив у него одолжения! Даже видеть его вот так, наедине, было для нее слишком большим испытанием, и она пошла на это только потому, что хотела сохранить чувство собственного достоинства.

— Мне от тебя ничего не нужно, — сказала она холодно. — Я намереваюсь вернуться так же, как и пришла сюда.

— Пешком! — взорвался он, с трудом сдерживая захлестнувший его гнев. — С трехлетним ребенком? — Прежде чем она успела что-нибудь понять, Тэйн быстро подошел к ней и, схватив за руки и рывком подняв с дивана, уставился в ее побледневшее от страха лицо. — Ты пришла, чтобы забрать Викторию, не так ли? Ты в самом деле собираешься лишить меня дочери, Сапфира?

— А что? — бросила она ему в лицо, опьяненная внезапной смелостью. — Неужели ты согласился бы отдать мне сына? — Гордо откинув голову, она без страха встретила его спокойно-уверенный взгляд. В ее прекрасных голубых глазах он прочел дерзкий вызов.

— Нет, — сказал он с затаенной угрозой в голосе, впившись пальцами в нежную кожу ее беспомощных рук. — Нет, — тихо повторил он. — Если ты за этим приехала, забудь об этом. Я никогда, слышишь, никогда, не отдам тебе сына. По закону Стефанос мой и останется моим сыном! — Печать страдания и боли осветила какой-то необычной красотой это смуглое лицо, заставившее Сапфиру солгать ему. — Так вот почему ты пришла сюда? Чтобы забрать Стефаноса?

— Убери от меня руки! — Сапфира поразилась собственной смелости и тому, как он повиновался ее резкому требованию. Она машинально подняла руки и потрогала кожу там, где он вцепился в нее пальцами, заметив, как изменилось при этом выражение его глаз. Что это было? Сожаление? Или, может быть, раздражение? Трудно сказать. — К твоему сведению, ты ошибаешься, — сказала она со спокойствием, которого вовсе не чувствовала. — Я пришла не для того, чтобы забрать у тебя сына. Напротив, я хочу сказать тебе, что готова отказаться от прав на опеку над нашей дочерью. — Она помолчала, вовсе не с целью произвести драматический эффект, а потому, что ей было не просто произнести эти слова. — Считай, что оба ребенка принадлежат тебе.

Глава вторая

Сапфира все утро готовилась к этому моменту, так что сейчас ей не хотелось давать волю слезам. Видит Бог, она и так выглядит непривлекательно, не хватает ей еще опухших глаз и покрасневшего носа. К тому же в дверях показалась Эфими с подносом, на котором стояли тарелки с фруктами, яйцами, сыром, ломтиками свежеподжаренного хлеба и нарезанным тортом, и на ее приятном лице был написан плохо скрываемый ужас.

Прикоснувшись к глазам поспешно извлеченным из сумки платком. Сапфира увидела, как Тэйн, поблагодарив прислугу, взял из ее рук поднос.

— Ешь, Сапфира, — не терпящим возражений тоном скомандовал он.

Она молча подняла одну из тарелок, приглашая его присоединиться к ней.

— Благодарю, — с сухой вежливостью произнес он. — Я не голоден.

Его отказ не был для нее неожиданностью. Прошло немало времени с того дня, когда они в последний раз ели вместе, и еще больше с тех пор, когда к их совместной трапезе не примешивалось чувство обоюдного раздражения и горечи. Без всякого удовольствия она заставила себя взять кусок торта. Он был еще теплый от жара духовки и буквально таял во рту.

— Итак. — В голосе Тэйна, первым нарушившего затянувшееся молчание, во всем его облике чувствовалась враждебность. — Ты решила отказаться от детей. Странно. Единственное, в чем я никогда не сомневался, это в твоей любви к Виктории и Стефаносу. Кто внушил тебе эту мысль? Твоя эмансипированная подруга или ее потворствующий тебе во всем братец? — В его низком голосе звучали горечь и гнев.

— Я решила сама. — Она старалась не показать, как больно задел ее его презрительный тон и оскорбительное отношение к ее друзьям. — К тому же это наши дети, Тэйн, а не только мои! — со спокойным достоинством заметила она.

— Ах да! — Тэйн буквально впился в нее глазами, словно пытаясь проникнуть в тайный ход ее мыслей. — Наши дети. Один для меня, другая для тебя, с позволения закона. Это поистине Соломоново решение. Сапфира! А ты пренебрегаешь им. Почему? Потому что решила жить в грехе со своим дружком? Решила отказаться от обоих, чтобы иметь возможность потворствовать своим желаниям, не так ли?