Однажды утромъ, придя къ Сальвану, Маркъ засталъ его очень раздраженнымъ, разстроеннымъ, что случалось съ нимъ рѣдко. Ему пришлось подождать въ пріемной. Вскорѣ изъ кабинета вышелъ посѣтитель, учитель Дутрекенъ, съ широкимъ бритымъ лицомъ и низкимъ, упрямымъ лбомъ; вся его фигура выражала высокомѣріе истиннаго чиновника. Войдя затѣмъ въ кабинетъ, Маркъ удивился волненію Сальвана, который, протянувъ къ нему руки, воскликнулъ:
— Другъ мой! Вы знаете ужасную новость?
Средняго роста, простои, энергичный, съ добрымъ, открытымъ и веселымъ лицомъ, Сальванъ обыкновенно встрѣчалъ каждаго съ улыбкой; сегодня глаза его горѣли гнѣвомъ.
— Что случилось? — спросилъ Маркъ съ тревогой.
— А! Вы еще не знаете?.. Да, мой другъ, эти негодяи осмѣлились… Дэ вчера постановилъ рѣшеніе; дѣлу данъ законный ходъ.
Маркъ стоялъ блѣдный, не въ силахъ произнести ни слова; Сальванъ указалъ ему на номеръ «Маленькаго Бомонца», который лежалъ открытымъ на столѣ.
— Дутрекенъ только что былъ здѣсь и оставилъ мнѣ этотъ гнусный листокъ, гдѣ напечатано рѣшеніе слѣдственнаго судьи; онъ справлялся у секретаря суда, и тотъ подтвердилъ ему это извѣстіе.
Сальванъ схватилъ номеръ газеты и, смявъ ее, съ отвращеніемъ отбросилъ въ уголъ комнаты.
— Ужасная, подлая газета! Она — тотъ ядъ, который губитъ и развращаетъ цѣлый народъ. Такія именно газеты своимъ мелкимъ враньемъ отравляютъ нашъ бѣдный, невѣжественный французскій народъ; онѣ создаютъ торжество неправды, потому что потакаютъ низменнымъ инстинктамъ толпы… Самое ужасное, что такія газеты распространены всюду, попадаютъ во всѣ руки, объявляя о своемъ безпристрастіи, о томъ, что онѣ не принадлежатъ ни къ какой партіи, что онѣ просто печатаютъ разныя извѣстія, фельетонные романы, популярныя научныя статьи, доступныя широкому круту читателей. Въ продолженіе долгихъ лѣтъ такая газета становится другомъ, глашатаемъ истины, ежедневной пищей невинныхъ и бѣдныхъ душъ, массы народа, которая не привыкла къ самостоятельному мышленію. И вотъ приходитъ часъ, когда она пользуется своимъ исключительнымъ положеніемъ, своимъ вліяніемъ на массу и за хорошія деньги передается на сторону реакціонной партіи, добывая себѣ богатство тѣмъ, что поддерживаетъ мошенническіе финансовые проекты и политическія шашни… Если боевыя газеты лгутъ и клевещутъ, это не имѣетъ такого значенія. Онѣ поддерживаютъ извѣстную партію, и ихъ знамя — не тайна для читателя. Такъ, напримѣръ, «Бомонская Крестовая Газета» подняла настоящую травлю противъ нашего друга Симона, называя его жидомъ, убійцей дѣтей и отравителемъ; однако же, это меня нисколько не безпокоило. Но то, что «Маленькій Бомонецъ» позволилъ себѣ перепечатывать грязныя и лживыя статьи, наглыя клеветы, собранныя въ помойныхъ ямахъ, — въ этомъ я вижу преступленіе сознательное, направленное къ тому, чтобы сбить съ толку населеніе и опоганить его душу. Пробраться сперва въ семьи подъ личиною безпристрастнаго добродушія, подбавлять затѣмъ мышьяку въ каждое блюдо, толкать честныхъ людей на самые отвратительные поступки, омрачить ихъ здравый смыслъ только ради того, чтобы способствовать бойкой продажѣ газеты, — вотъ въ чемъ состоитъ ихъ политика, и я называю это самымъ ужаснымъ, безпримѣрнымъ преступленіемъ… Будьте увѣрены, если Дэ не прекратитъ дѣла за неимѣніемъ достаточныхъ уликъ, то исключительно потому, что почувствовалъ давленіе общественнаго мнѣнія; несчастный, трусливый человѣкъ, — у него не хватило мужества; жена его, отвратительная женщина, толкнула его въ пропасть въ союзѣ съ «Маленькимъ Бомонцемъ», постоянно кричащимъ о справедливости, а на самомъ дѣлѣ разсыпающимъ сѣмена жестокости и коварства всюду, въ самую глубь человѣческихъ массъ; боюсь, что вскорѣ мы увидимъ, какую они дадутъ отвратительную и пагубную жатву.
Сальванъ упалъ въ кресло у своего письменнаго стола; лицо его выражало полное отчаяніе. Маркъ ходилъ, молча, взадъ и впередъ по комнатѣ, подавленный тѣмъ, что слышалъ; онъ исповѣдывалъ тѣ же взгляды, что и Сальванъ, и сознавалъ, что тотъ вполнѣ нравъ. Наконецъ онъ остановился и спросилъ:
— Но надо же придти къ какому-нибудь рѣшенію. Что намъ дѣлать? Допустимъ, что судъ постановилъ начать этотъ вопіющій процессъ; но вѣдь Симонъ не можетъ быть осужденъ, — это было бы черезчуръ чудовищно. Намъ нельзя, однако, сидѣть, сложа руки… Несчастный Давидъ, получивъ извѣстіе, захочетъ же что-нибудь предпринять… Что вы посовѣтуете?