Читаем Истина полностью

Не поддавалось объясненію, какимъ образомъ у Симона очутились номеръ «Маленькаго Бомонца» и пропись, скомканные вмѣстѣ. Номеръ, однако, долженъ былъ находиться въ его карманѣ, а не у ребенка. Что касается прописи, то мнѣнія расходились; неизвѣстно, находилась ли пропись у мальчика, или у Симона; но потомъ было принято послѣднее предположеніе, какъ болѣе логичное, а показанія экспертовъ еще болѣе подтвердили, что пропись принадлежала Симону, потому что она была помѣчена его иниціалами. Послѣ совершенія преступленія все объяснялось очень просто: Симонъ оставилъ жертву лежащей на полу, а комнату въ полномъ безпорядкѣ, и только открылъ настежь окно, чтобы дать возможность предположить, что преступникъ вскочилъ въ комнату извнѣ. Съ его стороны было непростительною оплошностью, что онъ не уничтожилъ прописи и листка газеты, которые скомканными лежали на полу; но это доказываетъ, насколько онъ не владѣлъ собою. Очевидно, что онъ не могъ сразу идти къ женѣ въ такомъ разстроенномъ видѣ, а сѣлъ гдѣ-нибудь на ступеньку лѣстницы, чтобы немного придти въ себя. Госпожу Симонъ не считали его сообщницей, тѣмъ не менѣе полагали, что она не говоритъ всей правды, утверждая, что мужъ ея вернулся довольный и веселый, и нѣжно ее обнималъ, и ласкалъ въ эту ночь; время, указанное ею, однако, подходило къ истинѣ: безъ двадцати минутъ двѣнадцать. Важно заявленіе Миньо, что онъ былъ крайне удивленъ тѣмъ, что старшій учитель такъ поздно всталъ въ то утро. Когда онъ отправился будить его, то засталъ Симона въ большомъ волненіи, а когда сообщилъ ему объ ужасномъ преступленіи, тотъ поблѣднѣлъ, какъ смерть, и ноги его подкосились. Мадемуазель Рузеръ, братъ Фульгентій и отецъ Филибенъ — всѣ сходились въ одномъ пунктѣ показаній: Симонъ почти лишился чувствъ, когда увидѣлъ тѣло племянника, хотя въ то же время выказалъ замѣчательную черствость и ничѣмъ не проявилъ своей печали. Развѣ это одно не было подавляющимъ доказательствомъ его виновности? А всѣ данныя, вмѣстѣ взятыя, не могли не убѣдить всякаго, что онъ и есть дѣйствительный преступникъ.

Послѣ того, какъ Дельбо формулировалъ такимъ образомъ обвинительный актъ, онъ добавилъ:

— Нравственная невозможность поступка очевидна для каждаго здравомыслящаго человѣка; къ тому же существуютъ и фактическія данныя, которыя опровергаютъ виновность Симона. Тѣмъ не менѣе надо признаться, что фабула построена съ удивительною ловкостью; она, главнымъ образомъ, направлена къ тому, чтобы дѣйствовать на воображеніе народныхъ массъ; это одна изъ тѣхъ легендъ, которыя усваиваются, какъ непреложныя истины; разубѣдить толпу въ неправдоподобіи подобныхъ басенъ почти невозможно… Наша ошибка заключается въ томъ, что мы не создали другой версіи, настоящей, которую могли бы во-время противопоставить легендѣ, выдуманной врагами Симона. Предположеніе о ночномъ бродягѣ, на которое вы опирались, совершенно неправдоподобно и только внесетъ смуту въ умы присяжныхъ. Кого же я долженъ обвинять и на чемъ могу построить свою защиту?

Маркъ, все время внимательно и молча слушавшій адвоката, не могъ удержать возгласа, въ которомъ выразилось его убѣжденіе, медленно сложившееся путемъ размышленій:

— Для меня не существуетъ сомнѣній: одинъ изъ братьевъ совершилъ насиліе и убійство!

Дельбо одобрилъ его заявленіе энергичнымъ жестомъ и воскликнулъ:

— Я самъ убѣжденъ безповоротно, что такъ оно и было. Чѣмъ болѣе я изучаю это дѣло, тѣмъ яснѣе для меня, что такое предположеніе вполнѣ основательно.

Видя, что Давидъ качаетъ головой въ знакъ безнадежнаго сомнѣнія, Дельбо продолжалъ:

— Да, я знаю, обвинить одного изъ этихъ господъ, не имѣя въ рукахъ неопровержимой улики, чрезвычайно опасно для судьбы вашего брата. Если мы не можемъ освѣтить это дѣло надлежащимъ образомъ, то лучше воздержаться отъ обвиненія, потому что ко всему прочему насъ обвинятъ еще въ диффамаціи, а за это можно жестоко поплатиться въ самомъ разгарѣ той клерикальной реакціи, которую мы теперь переживаемъ. Но вѣдь долженъ же я защищать вашего брата, а слѣдовательно, и указать на предполагаемаго преступника. Вы, конечно, согласитесь со мною, что намъ слѣдуетъ искать этого преступника, и по этому поводу мнѣ и хотѣлось съ вами поговорить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Четвероевангелие

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги