Истина

Ханзен еще предупредил, чтобы мы готовились к осаде со стороны журналистов и фотографов. Бедный Филипп, думала я. Он всегда старался держаться от прессы подальше, и ему это вполне удавалось, он на дух не выносил, когда его фотографировали и задавали вопросы. Приемы и пресс-конференции фирмы, на которых требовалось его присутствие, он принципиально перекладывал на других. Если верить словам свекрови, он с самого детства робел перед объективом. Филиппа не прельщала роль общественной фигуры, и это мне всегда нравилось. Мне нравилось, что не было фотографий, где бы он фальшиво улыбался и пожимал руку политикам и инвесторам. Что он, в сущности, принадлежал только мне, мне и своей работе. И как оно будет теперь? Будут ли нас теперь осаждать, потрошить и разбирать по косточкам?

Я почувствовала, как Лео нащупал мою руку. Он смотрел в окно. Мы были всегда вдвоем. Ничего другого я, кажется, уже не знала. Может, лучше всего еще насладиться этими мгновениями.

И вдруг впереди, словно фата-моргана, замаячил гамбургский аэропорт. Мы приехали.

13

Иногда мне кажется, что мир вокруг меня, – это декорация. Мы вышли на летное поле – ума не приложу, как Ханзену удалось получить разрешение. Я подумала, что маленький частный самолет с Филиппом и командой сопровождающих лиц на борту наверняка приземлится чуть в стороне от больших пассажирских лайнеров, ведь речь шла не о рейсе повседневного воздушного сообщения. Все потели, но меня бил озноб. Я провела рукой по коротким волосам. Лео возбужденно прыгал, – он обожал самолеты. Несмотря на предельное напряжение, я невольно улыбнулась. Я имела счастье встречать самолет, видеть, как он приземляется, и благодарила за это судьбу, я старалась по возможности игнорировать тот факт, что тут же на летном поле уже выстроилась в боевую позицию добрая дюжина журналистов.

Я еще раз прокрутила в голове заготовленные фразы. Но сейчас, в этом месте они казались мне фальшивыми, неискренними и напыщенными, как строчки из театрального монолога. Но что еще могла я сказать? Вспомнив о разговоре с Лео сегодня утром, я решила послушаться сердца и говорить просто то, что чувствовала.

Какое счастье, что ты вернулся, подумала я.

Да, это звучит куда правдивее.

Какое счастье, что ты вернулся.

Я беззвучно повторяла эти слова, как мантру, приносящую счастье.

– Вы в порядке? – обратился ко мне Ханзен, и я кивнула.

Не понимаю, почему в последние дни мне все задают этот вопрос. Мириам, Мартин, госпожа Тайс, даже Лео. Мой муж жив. Разумеется, я в порядке.

Мы молча стояли, не зная, куда себя деть и что говорить.

– Вон там. – Ханзен, стоявший рядом, показал жестом в небо.

Я проследила за его взглядом и увидела идущий на посадку самолет. Взяла Лео за руку, и мы оба обратились туда, откуда приближалась стальная птица.

Какое счастье, что ты вернулся, думала я, пока самолет снижался.

И вот он приземлился, на полных парах проскочил мимо нас, почти остановился. Но потом снова покатился в нашу сторону, медленно, невыносимо медленно. Наконец-то занял нужную позицию и замер. Я пыталась хоть что-нибудь рассмотреть в крохотных оконцах, – затея, разумеется, просто идиотическая. Но я знала: где-то там внутри Филипп, и ничего другого мне больше знать не требовалось.

Какое счастье, что ты вернулся, думала я. Какое счастье, что ты вернулся.

Мы топтались на одном месте бесконечно долго, по крайней мере, мне так казалось, но даже Лео не дергал меня и не ныл, он тоже стоял и смотрел – весь в напряжении.