Истина

И почти без всякого усилия с моей стороны в голове начала крутиться моя старая, годами проверенная мантра. Держаться. Действовать. Держаться. Действовать. Держаться. Действовать. Держаться. Действовать. Действовать. Действовать. Действовать.

33

Только-только войдя, я почувствовала, что он здесь. Его присутствие – это как захват моего дома, как низкий звук, который воспринимаешь скорее животом, чем ушами, от которого все волоски на теле встают дыбом.

Бесшумно я закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, ненадолго закрыла глаза и попыталась вызвать в памяти и осмыслить все, что знаю. Его исчезновение сегодня утром, его рейд по всему городу, тот факт, что он столь многое знает про Филиппа, что он знаком с какими-то людьми в Гамбурге и встречается с ними, что он сует деньги бродягам на вокзале. Что он хочет выиграть время и ради этого согласился даже на генный тест. Генный тест! Мысленно я вернулась к разговору с Барбарой Петри. Как много он знает о нас. Этот чужак, должно быть, хорошо знаком с Филиппом. Ему хватило времени, чтобы изучить того вдоль и поперек. Они были вместе в плену, что ли?

Я размышляла, не стоит ли вновь обратиться в государственные органы, но ведь ничего нового я им не расскажу. Я видела, как этот человек шел по городу и разговаривал с разными людьми – а разве это произведет на кого-то впечатление? Вспомнила снова и разговор с Барбарой Петри, закончившийся для меня столь неудачно.

Этот чужак выступает на редкость убедительно. Чтобы быть таким убедительным, надо верить самому себе. Постоянно носить маску вовсе не такое простое дело. Новую истину, усвоенную лично для себя, недостаточно правдоподобно представить остальным, нет. Ее надо постоянно, снова и снова повторять самому себе. Мысленно – опять и опять. Если хочешь выступать правдоподобно, то нельзя позволить себе ни одного неверного слова. Но еще нельзя позволить себе и ни одной неверной мысли. Надо постоянно повторять себе: я невиновен. Я невиновен. Я невиновен. Скажи себе восемнадцать миллионов раз, что ты невиновен – и ты станешь невиновным. Перед любым человеком, перед любым детектором лжи, но главное – перед самим собой. Скажи себе восемнадцать миллионов раз, что тебя зовут Филипп Петерсен и ты женат на женщине по имени Зара – и ты станешь Филиппом Петерсеном. У тебя все получится.

Мне не продвинуться вперед с моими агрессивными вопросами. Надо совершить другую попытку. Если этот человек действительно знал Филиппа, если их действительно держали вместе в плену…

Отойдя от двери, я отправилась на поиски. Заглянула в кухню, в гостиную, в столовую, во все спальни, наконец, бросила взгляд через дверь террасы, и тут-то обнаружила его в дальней части сада. Сидит себе там, прислонившись к стволу дерева, в тени, вытянув ноги, босиком. Он переоделся, теперь на нем джинсы и белая футболка.

Надо изменить тактику, снова подумалось мне.

Он заметил, что я стою в дверях и за ним наблюдаю. Воздух на улице по-прежнему жаркий, жаркий и влажный. Самозванец глядел прямо на меня, в глазах ожидание и – в изрядной степени – недоверие.

Я пошла к нему, села рядом. Взгляд его выражал теперь изумление. Некоторое время мы оба молчали. Я сорвала маргаритку, принялась крутить ее в руках. Дурацкий отвлекающий маневр.

– Когда Филипп исчез, – заговорила я наконец, – моему сыну как раз исполнился годик.

Чужак на меня не смотрел.

– Лео – это наша третья попытка, третья и последняя, – тут я вздохнула, – до того у меня было два выкидыша.

Я рассматривала маргаритку у себя в руке, потом отбросила ее в сторону. И продолжила:

– Бывает, люди так легко об этом говорят – выкидыш. Будто это мелочь какая-то. Проигрыш. Розыгрыш. Выкидыш. Ничего серьезного.

Чужак на меня по-прежнему не смотрел.

– После первого моего выкидыша мы были в полном отчаянии. Особенно Филипп, даже больше моего. Нам сказали, что лучше всего сразу попытаться снова, мы так и сделали. Вскоре я опять забеременела, и поначалу все выглядело просто великолепно. И ничего удивительного, я же была здоровая, я же была молодая. Как раз закончила учебу. Я… – Прервав себя на полуслове, я тут же продолжила: – Филипп любил детей, он всегда хотел иметь детей. Бывают такие люди, которым без детей счастья нет. Он именно такой. После второго выкидыша меня обуял страх. Мы похоронили уже второго ребенка. И я спрашивала себя, как же мы пойдем на такое в третий раз. Три – это для меня особое число, понимаете… У меня всегда такое чувство, что если любое дело не получается в третий раз, то оно не получится уже никогда.

Я чувствовала, как капля пота катится по моему виску, потом по щеке, по шее и, наконец, впитывается в воротничок футболки.