Только вот почему название зачеркнуто? Надо было работать, даже пересиливая себя, и он начал смотреть бумаги.
Сказать «найду» и найти — не одно и то же. Домашний телефон Чернова не отвечал, и Лене пришлось побегать по городу, прежде чем он узнал, где находится журналист. Но все же в самых трудных ситуациях бывают радостные моменты. Таким для Лени стал его приезд на дачу в Павшино, куда Чернов уехал на день рождения друга.
Чернов очень удивился его появлению. Но главное было сделано, свидетель найден.
Возвращаясь в Москву, Леня думал о том, как все пока неважно складывается. Ни один из свидетелей не показал ничего конкретного. Более того, даже не дал никакой зацепки.
Появился новый свидетель, выстраивалась новая версия, появилась надежда. И она исчезла сразу же после допроса. Тяжелое дело им досталось, очень тяжелое.
Думал об этом и Олег Наумов. Он проснулся, встал, закурил и сел к окну. Над городом рождалось утро. И хотя приход его наметился узкой полоской света на горизонте, темнота словно растаяла, стала синеватой и прозрачной.
И Олегу захотелось выйти из дома и идти сквозь эту синеву по тихим спящим улицам. Но дневная усталость брала свое, и он просто сидел у окна, глядя на деревья сквера, и думал.
Он вспомнил статьи Бурмина, и ему казалось, что где-то там остались следы убийства. Но конкретно он ничего не мог сформулировать. Мысли его были смутными и сумбурными. И он пока гнал их от себя, думая о завтрашней встрече с Бобаковым, о предстоящих разговорах с Низичем и Гавриловым.
Что же у него было конкретно? Нелепая драка Бобакова с Бурминым. Но так уж она нелепа? Возможно, кто-то попросил Бобакова об этом. И он или от страха, или за деньги согласился. Следовательно, есть некто, пославший троих хулиганов избить Бурмина. Но не просто избить. Бурмину предлагали деньги, он не взял. Причем деньги немалые. В Сухуми решили инсценировать взятку — не вышло. Тогда решили избить. А потом убили. Через два года.
Следовательно, Бурмин знал нечто, чего боялся Низич и его компания. Но в архиве Бурмина не было ничего, отвечающего на этот вопрос. Правда, часть архива с дачи похищена, и, возможно, именно эта часть.
Но Низич в тюрьме, Александров в Таллине заведует тиром. Александров? Заслуженный мастер спорта. Чемпион страны по стрельбе из пистолета. У этих людей есть оружие. Любое. Кстати, Таллин город портовый. Стой! Контрабанда. Возможно, кому-то и удалось провезти этот проклятый Намбу.
Александров?
Олегу даже холодно стало на секунду. Он подошел к телефону, набрал код, потом номер. Раздался гудок, потом щелчок, и Олег услышал заспанный голос.
— Данилевский.
Как всегда, телефон у заместителя начальника уголовного розыска Таллина стоял под рукой. Олег даже увидел темную комнату, кровать, сонное лицо Валеры.
— Это Наумов.
— Ты знаешь, сколько времени?
— Извини, Валера, у меня тут такое. Что Александров?
— Ничего. Ведет себя тихо.
— Точно?
— Я бы не стал говорить.
— Скажи, у вас не появлялся японский ствол?
— Слава богу, нам оставшихся от войны немецких хватает. Когда ты приедешь?
— Завтра.
— Буду встречать.
Олег положил трубку. Кузя недовольно заворчал в углу. Его разбудил разговор, и он тявкнул, словно говоря: «Когда вы мне спать дадите?»
Олег подошел к нему, погладил. Щенок был шелковисто-теплым.
Олег поднял его, положил рядом с собой в постель и заснул. Сон пришел к нему сразу, наполненный свежестью и покоем. Рядом лежал теплый кусочек жизни, согревавший Олега, и он спал, как в детстве, счастливо и крепко.
Никакого багажа у Виктора Константиновича не было. Не любил он громоздких чемоданов. Да и барахло всякое не любил. Шил ему портной в Таллине два костюма в год. Летний, совсем невесомый, да зимний из добротного материала. Так что на сборы ушло у него не больше часа.
Самолеты, конечно, время экономили, но времени, как и денег, у него было предостаточно. В поезде жарко. Да и какие нынче поезда. Вагоны СВ как свинарники стали, особенно на южном направлении, чаю у проводников не допросишься. Поэтому у него другой способ передвижения был. Год назад купил он неновые «Жигули», привел в порядок. Даже ближайшие «соратники» не знали, что есть у него машина, которую Виктор Константинович держал на даче в Тарасовке. Платил хозяину дачи полсотни в месяц, и стояла машина в теплом гараже. А вот сейчас ее время пришло.
Виктор Константинович еще раз обошел квартиру. Осмотрел внимательно.
Сдавал ему ее один парнишка. Сам у жены жил, в каком-то НИИ за сто сорок трудился, а за квартиру полтораста в месяц брал. Но Виктор Константинович на него не обижался. Квартирка на Шереметьевской, телефон, две комнаты, а что еще человеку надо?
Он подошел к окну. Поблескивала в темноте крыша машины.
Шереметьевская улица пустая. Никого. Самое время по ночной прохладе тронуться. И тут песню он вспомнил. Пел ее в далеких пятидесятых в колонии вор-законник, начавший свою карьеру еще при нэпе.