«Любовь [да будет] непритворна; отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру; будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте; в усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби [будьте] терпеливы, в молитве постоянны; в нуждах святых принимайте участие; ревнуйте о странноприимстве. Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте. Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Будьте единомысленны между собою; не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе; никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь… Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя… Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его…».
Перед этим идет поучение о единстве тела и множества функций его отдельных членов соответственно мере
Слово «заповедь» имеет в Новом завете совсем иное звучание, чем в Ветхом и тем более в любой другой моральной системе, о чем свидетельствует уже то, что Иисус, абсолютно не подвластный никаким чужеродным законам, говорит применительно к себе о «заповеди» или «поручении» (Ин 10, 18; 12, 49.50). И в том же самом смысле — как единство с его собственным настроем («как и я…» 15, 10) — понимает он «новую заповедь», которую дает своим ученикам (13, 34): христианин действует, исходя из полноты полученной любви, повинуясь ее «закону».
2. В свете сказанного очень легко понять связь между «пребыванием» в бьющем источнике и «исхождением» в конкретную деятельность. Тот, кто вносит в это соотношение искусственную напряженность, никогда по-настоящему не продумывал природу человеческих отношений, когда двое любят и верны друг другу и при этом каждый должен выполнять свою ежедневную работу. Мысль о любимом постоянно сопровождает любящего, но так, что не тревожит его во время работы, но в минуты отдыха побуждает его подняться над обыденным и сосредоточиться на актуальном: сосредоточить всю «распыленную» работу вокруг центра своей любви. Этот пример недостаточен, потому что область источника, которым живет христианин, гораздо более изначальна, глубока, универсальна и плодотворна, чем любые частные отношения любви. Это та область, в которой пытается жить каждый религиозный человек, так как лишь оттуда исходит достаточно смысло-несущего света и наделяющей властью силы, чтобы помочь ему одолеть каждое конкретное дело любви в этом мире, но открывается она — как царство вечно бьющего источника любви — лишь библейскому человеку. И лишь для библейского человека разрыв между религией и повседневностью, между сакральным и профанным, между созерцанием и действием всегда уже заранее преодолен, потому что источник Божьей любви в Иисусе Христе уже излился в мир и досягнул до величайшего из возможных дел — заместительной жертвы за последнего из грешников.