Истина святых

Он вздрогнул. Это должно было стать победой, но нет.

— Потому что, так долго не слыша твой голос, я схожу с ума, — невозмутимо ответил он. — Мне не нужно, чтобы ты меня прощала. Не жду от тебя этого. Я облажался. Я чертовски ненавижу себя за то, что причинил тебе боль. Ненавижу себя за то, что это дерьмо совпало со временем, когда я тебе нужен. И это моя вина.

Джей встал. Я заскучала по его рукам на своих бедрах.

Он провел рукой по волосам, движение было безумным, маниакальным для такого человека, как Джей. Его брови были нахмурены, рот опущен. Он снял свой пиджак, небрежно бросил на одно из сидений в самолете, рукава его рубашки были беспорядочно закатаны, вены на жилистых предплечьях выступали.

— Я не знаю, как тебе помочь, — он стиснул слова, как будто ему было больно. Его глаза метались по салону самолета, глядя куда угодно, только не на меня.

Я зачарованно наблюдала, как мой мужчина, моя скала, моя сталь разваливалась на куски.

Радужки, похожие на зеленые шарики, наконец-то остановились на мне.

— Я могу убить человека, Стелла. Легко. Без запинки. Без угрызений совести. Я могу сделать так, чтобы его, бл*дь, вообще никогда не существовало. Могу разрушать жизни. Навредить кому-нибудь. Могу заставить тебя кончить. Заставить тебя умолять. Каким-то образом заставил тебя влюбиться в меня, но это не умение, это лишь несчастный случай судьбы.

Его руки легли на мои бедра, подтягивая меня с моего места к своему телу. Я была благодарна за контакт, за легкую боль, которая исходила от того, как он сжимал меня.

— Я могу всё это, — продолжил он, в нескольких дюймах от моего лица. — Потому что мир порезал меня, когда моя кожа была мягкой, и я весь покрылся шрамами, чтобы никто никогда больше не заставил меня истекать кровью. Я ожесточился против всего мира, чтобы никогда не чувствовать боль, а лишь сам ее причинять. — Он поднял руку, чтобы погладить меня по лицу. — Но теперь у меня есть ты, и мне нужно быть с тобой мягким. А я, черт возьми, не знаю, как это сделать.

Полная беспомощность в его голосе проникла сквозь мои слои. Через все. Поразила самую суть меня, ту часть, которая все еще кровоточила из-за предательства, ту часть, которая была разорвана на куски из-за смерти матери и всего, что осталось неразрешенным с ней. Как бы я ни была зла, наказать его не так уж и просто.

Я подняла руку, чтобы схватить его за шею, прижать еще ближе ко мне, чтобы он не отодвинулся от меня.

— Ты делаешь это прямо сейчас, — прошептала я. — Ты ведешь себя так нежно, как только можешь. Мне больше ничего не нужно, кроме тебя.

— Нам нужно поговорить о…

Я приложила палец к его губам, прежде чем он успел произнести ее имя. Я не могла сейчас слышать это.

— Да, — согласилась я, чувствуя под всем этим кипящее пламя ярости. — Но не сейчас.

Джей вглядывался в мое лицо. Я знала, что он был не из тех людей, которые откладывают трудные разговоры. Особенно только потому, что кто-то другой не хочет этого.

Но он кивнул, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать меня в макушку.

— Не сейчас, — согласился он.

— Ты можешь кое-что для меня сделать? — прошептала я, цепляясь за него.

— Что угодно.

Я отстранилась, чтобы посмотреть на него.

— Трахни меня, — прохрипела я.

Его глаза потемнели.

— Это я могу, Стелла.

И он это сделал.

Дважды.

Неделю спустя

На похоронах моей матери присутствовало мало народу. Очень, бл*дь, мало. Рен, Ясмин и Зои, конечно же. Они прибыли в тот же день, бросив все без колебаний, когда я позвонила им с новостями. Рен принесла с собой виски двадцатилетней выдержки, любимое виски моего отца. Она напилась с ним в первую ночь, когда приехала, залечивая его эмоциональные раны так, как могла только Рен. Зои организовала похороны и поминки, а Ясмин уладила все юридические вопросы, связанные со смертью, а их было очень много. И все трое они вместе со мной заняли комнату моей матери в лечебнице, давая мне по мере необходимости порции водки. Так что да, у меня были самые лучшие подруги.

Но как долго они продержатся, если мой разум начнет разрушаться, если я начну отходить от того, кем была раньше?

У меня внезапно возникли болезненные мысли о собственных похоронах, о том, кто будет присутствовать на них, и я возненавидела то, что у моей матери не было подружек, которые могли бы помочь ей пережить трудные времена в ее жизни. Затем у меня возникла эгоистичная, ужасная мысль о том, как выглядели бы мои похороны, если бы я пошла по ее стопам, потеряв себя и потеряв всех в своей жизни.

Я подумала, хорошо, что на ее похоронах было так мало посетителей, потому что отец отказался позволить мне оплатить похороны, и он, черт возьми, не собирался позволять Джею тратить на это ни цента. Очевидно, это какая-то мужская гордость, и как бы сильно меня все ни бесило, это мой отец. Я пыталась спорить с ним, но потом он взял и разбил мне сердце.