Истина в кино

Лет десять назад на примере столь же неудачного фильма про славян «Волкодав» я назвал это «эффектом кривых бревен». Наши киношники просто не могут себе вообразить, что в жизни древних русичей хоть что-то могло быть не криво, не убого, не уродливо. Даже брёвна на декорациях вытёсывают вкривь и вкось, хотя дошедшие до нас памятники древнерусского зодчества поражают гармоничностью и тщательностью отделки.

Весь «Викинг» состоит из таких кривых брёвен: невозможно поверить, что маленькая заштатная крепостица — тот самый Киев, величественный город, который современники считали ровней самому Константинополю. Пусть до крещения он не был украшен златыми главами, но по меньшей мере один храм, Святого Илии на Подоле, там уже стоял. И уж точно древние киевляне, полочане, жители других старинных русских городов не жили словно свиньи, каковыми их показали в фильме.

Понятно, при таком обонятельном и осязательном отношении к русской истории точности в фактах ждать тоже не приходится. Кому какое дело, что воевода Свенельд не служил Олегу Древлянскому. Тот убил его сына, за что Свенельд, служивший Ярополку, решил отомстить, подстрекнув старшего брата на войну со средним. То есть в ленте ситуация показана с точностью до наоборот. Кого смутит эпизод, когда Владимир сжигает тело Ярополка, и оно горит ясно и ярко, залюбуешься… Так что становится совершенно непонятно: чьи же кости крестил полвека спустя Ярослав Мудрый, решивший посмертно приобщить убиенных дядей-язычников к христианству и похоронивший их после этого в Десятинной церкви? И так практически с каждым взятым сценаристами фактом — он вывернут наизнанку, искажён до неузнаваемости и поставлен не на своё место.

Спору нет, для кинематографистов в обычае вольно обращаться с историей. Право художника — перегруппировать события, чтобы создать сильные яркие образы. Но это точно не про «Викинга» — его герои, безликие и примитивные, ведут в грязных интерьерах убогие диалоги. Властный воевода Свенельд (ему зачем-то отведена роль рассказчика, хотя в реальности он не дожил даже до войны Владимира с Ярополком) манерами и речью напоминает мелкого уголовника. Сам Владимир глуповат, трусоват, нерешителен и неуместен, напоминая не персонажа из летописей и грозного былинного владыку, а, скорее, чуть омоложенного князя из комедийных мультиков про богатырей.

Из Владимира не получилось не то что героя, даже злодея — все знаменитые летописные грехи совершает кто-то вместо него. Сотен наложниц («300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове» — педантично сообщает летописец) у него нет и быть не может — вместо этого наш Ромео гоняется по всему Причерноморью за матерью будущего Святополка Окаянного.

Авторы картины пытаются создать у зрителя впечатление, что Владимир выбрал православие не потому что уверился в его истинности, не потому, что отправившиеся в Константинополь бояре вкусили сладость греческого богослужения, не потому, что Русь видела в Византии великую культуру, а потому, что… до трясучки в поджилках боялся печенегов, которых якобы полностью контролировала империя («Мы с ромеями не воюем», — причитают киношные степняки, что совершенно расходится с фактами: воевали, и очень часто).

Но и византийцы в «Викинге» ведут себя странно. Они заключают мир между Русью и печенегами, чтобы отправить слабосильную русскую дружину, только что с трудом отбивавшуюся от печенегов… осаждать Корсунь. Кстати сказать, если русские города выставлены нарочито убогими, то Корсунь нарисована на хромакее исключительно приукрашенно, хотя имелись все условия для того, чтобы снимать в подлинных декорациях, в частности, использовав башню Зенона в Херсонесе. Печенегов в этом походе ставят к русским в роли заградотряда при штрафбате. И логично возникает вопрос: зачем грекам вообще было договариваться с этими несчастными и грязными русскими, отдавать им сестру василевса, вместо того чтобы отправить воевать в Крым лихих евразийских кочевников?

Под конец фантазия сценаристов совсем соскакивает с пазов, и они отправляют сопровождать невесту в Корсунь лично императора Василия II, а Свенельд предлагает Владимиру его убить, «чтобы отомстить за отца» (к смерти Святослава Василий никак не был причастен). К этому моменту у знающего историю хотя бы на три с плюсом зрителя ничего, кроме стыда за творцов происходящего на экране, не остаётся.

Историю князя Владимира рассказать, в общем, несложно. Это был герой и воин, человек страстный, необузданный и увлекающийся. Он яростно набрасывался на врагов в поисках мщения и на женщин — в поисках наслаждений. Он пылко увлёкся язычеством и приносил человеческие жертвы — и с тем же пылом отвернулся от прежней нечестивости, приняв христианскую веру. Он слышал чтение «продай имение твое и раздай нищим» — и закатывал пиры, на которые приглашал весь Киев. Он слышал «не убий» — и перестал казнить даже разбойников. Его сердце гневалось и так же легко поворачивалось к милости.