Истина всегда одна

— Все живые? О! Старый знакомый... — рядом появилась Курицына с туго забитой санитарной сумкой, наградив Аллахвердиева веселой улыбкой.

Тот наоборот, опасливо отодвинулся от нее.

Военфельдшер хмыкнула и строгим голоском потребовала:

— Идите со мной, красноармеец. Поможете мне нести сумку.

На носатой физиономии Мамеда появилось искреннее страдание.

Едва они скрылись, комод, Петруха и Ваня весело заржали.

— Я все слышу! — пискнула Курицына, но штрафников это не остановило.

А затем объявился Сидоров и радостно объявил, что он живой.

— Ну так, вздрочнул, значит, — важно покивал комод. — Я плохих советов не даю.

Сидоров вдруг смутился и убежал, а Иван, Микола и Петруха снова залились смехом. Смеялись вокруг все, просто смеялись от того, что остались в живых. И командиры никого не останавливали.

Но до поры до времени, а потом погнали всех собирать трупы и оружие с поля боя.

И это оказалось страшней всего. Страшней даже чем идти в атаку на пулеметы.

Всего пару часов назад, эти люди были живые, Ваня их видел, общался, а сейчас они превратились в холодные, изувеченные трупы, а то и вовсе в куски мяса.

Маленький белобрысый солдатик, скрутившийся в калачик, зажимая развороченный живот — Ванька Палий, москвич из соседнего отделения...

Вытянувшийся и раскинувший руки словно на пляже, весь залитый уже свернувшейся кровью Семен Семеныч Дрыга, бухгалтер из Выборга, постоянно хвастающийся всем своими внучатами-близняшками и умницей невесткой...

Крепко обнимающий обеими руками свою оторванную ногу Макар Полозов, студент из Ставрополья, математик и спортсмен-штангист, тоже окруженец и тоже из второй ударной армии...

Рука, просто оторванная рука с татуировкой, изображавшей восходящее солнце над морем. Но Ваня знал, что такая татуировка в роте была только у Гришки Слюсаренко, бывшего морячка торгового флота, заядлого футболиста, постоянно пытавшегося организовать футбольный матч в роте и сильно обижавшегося, когда все его посылали нахрен...

Зубы сами по себе скрипели, а сердце превратилось в ледышку. Ивана даже стал бить холодный озноб.

А потом он услышал слабый стон.

— Чуешь? — комод выпрямился и недоверчиво покрутил головой. — Та не, тут уже санитары частым гребнем прошлись...

— А-а-аа... — снова едва слышно кто-то застонал.

Ваня уловил направление, подбежал к большой воронке и недоуменно уставился на ее дно. Никого внутри не было.

— Что за хрень? — он пристукнул себя ладонью по уху. — Контузило, что ли...

А потом увидел, как земля на ее дне слабо шевелится.

— Твою же мать!

Через пару минут Иван вместе с Демьяненко выкопали командира отделения противотанковых ружей, с которым Ваня схлестнулся в спецлагере. Едва живого, но даже без царапины.

И тут же сами потащили его в лазарет. Спасать, конечно, а еще, чтобы не собирать трупы вместе с остальными.

А на обратном пути, Ваня снова увидел военврача второго ранга Елистратову Варвару Сергеевну. Врачиха сидела возле входа в блиндаж, где проводили операции и безуспешно пыталась подкурить, ломая спички одну за одной.

Ваня молча подошел и протянул ей на открытой ладони трофейную немецкую бензиновую зажигалку.

Варвара Сергеевна, взяла ее, посмотрела на Ваню и едва заметно улыбнулась.

— Спасибо... — и виновато пожала плечами. — Руки дрожат, не могу уже оперировать... — а потом вгляделась в Ваню и удивленно протянула: — А мы с вами раньше не встречались, красноармеец? Странно, вроде нет, но что-то такое неуловимо знакомое в вас есть...

Ваня пожал плечами. Признаваться в том, что одиннадцать своих жизней назад, он показывал Варваре Сергеевне свой стоячий член, Иван не собирался.

Врачиха подкурила, хотела отдать зажигалку, но Ваня не взял и ушел.

Эта встреча загадочным образом растопила лед в сердце. Иван улыбнулся и вслух пообещал себе:

— А я ее, все-таки трахну!

— Кого это ты трахнешь? — позади раздался голос ротного.

— Кого-нибудь, товарищ майор! — нашелся Иван.

— Аа... — майор недоверчиво покрутил головой, словно разыскивая кого боец собрался поиметь, а потом неожиданно спокойно, по-доброму улыбнулся Ивану. — А ты... ты молодец, красноармеец Куприн.

Ваня в первый раз с момента попадания в роту слышал спокойный голос ротного, без рычания и матюгов и оттого слегка растерялся.

— Молодец, — повторил майор. — Я видел, ты первый ворвался в траншею. За такое медаль положена. Но... — он виновато пожал плечами. — Но тебе не дадут. Но я все равно напишу представление. Может хотя бы срок скостят, если твои вовремя подсуетятся.

Ваня не понял, кто это для него «свои», но, естественно, переспрашивать не стал.

— Это на тебя уже второе будет, — сам себе рассказывал майор. — Лихой ты парень. Но особо не рассчитывай. Наступление идет быстро, непонятно, когда представление до штаба доберется, а пока его рассмотрят... э-эх... — он махнул рукой. — Ну да ладно. Иди, служи...

Ваня откозырял и убрался, ломая голову над тем, кто «свои» должны подсуетиться.

Но так и не решил загадку.