Истина всегда одна

Сначала он откровенно наслаждался бездельем, но очень быстро полевой госпиталь начал сильно тяготить, а точнее, тяготили боль и страдания, пропитавшие все вокруг.

Раненые поступали сплошным потоком, им оказывали первую помощь, легких оставляли, умерших хоронили, а тяжелых отправляли дальше в тыл.

Установилась хорошая погода, ожили птички, но их пение всегда заглушали стоны и крики, не умолкающие в полевом госпитале. Ваня сильно удивлялся, как персонал лазарета еще не сошел с ума, потому что он сам уже не мог переносить вопли страдающих от боли людей и постоянный запах смерти: состоявший из смрада карболки, гноя и мочи.

Чтобы хоть как-нибудь занять себя, Иван начал помогать персоналу лазарета: в основном колол дрова и разгружал раненых. Легче на душе от этого не становилось, но работа хотя бы позволяла немного отвлечься.

Петруха тоже быстро шел на поправку, а вот у Мыколы и Мамеда дела обстояли не так хорошо, а если точнее, совсем скверно. Комод сильно отравился, его постоянно бил лающий, кровавый кашель, а у Аллахвердиева начали гноиться ожоги.

И на исходе четвертого дня в составе «особой антиснайперской группы» осталось всего два человека.

— Нэ хочу, зачэм в тыл... — Мамед всхлипнул. — Зачэм, оставь мэня здэсь, воевать буду. Нэ могу друг бросить. Пожалуйста, оставь мэня...

Из глаз азербайджанца на желтые от гноя бинты покатились слезы.

— Поговори мне еще! Ишь вояка. Не бойсь, на тебя войны еще хватит, — беззлобно прикрикнул пожилой санитар дядя Вася. — Не спите, грузим...

Ваня и Петруха взялись за ручки носилок и перенесли Мамеда в телегу. Ваня осторожно пожал ему руку, потом снял с себя часы и надел на запястье Аллахвердиеву.

— Сколо совсем сдоловый будесь, — Петруха вложил Мамеду в ладонь маленькую, деревянную фигурку. — Она будет бересь тебя...

Аллахвердиев молча кивнул и уже не скрываясь заплакал.

Ваня тоже захотел что-то сказать ему, но не нашел слов.

— Ну шо, братики... — Мыкола подошел к телеге сам. — Пора, значит... — он запнулся и по очереди крепко обнял Петруху и Ваню. — Вы того, не переживайте, я присмотрю за Мамедкой... — комод закашлялся, стер локтем кровь на губах и весело улыбнулся. — Все буде добре...

Иван зло скрипнул зубами. С людьми он сходился трудно, но сейчас чувствовал себя, словно от него что-то отрезали. Словно от сердца отрезали.

— Едем, погоняй, эй, залетные...

Караван телег тронулся с места.

— Ну я посол, Ванюска? Ланеных надо лесить... — Петруха кивнул Ивану и потопал к палаткам. Он как-то очень органично и быстро влился в лечащий персонал, вовсю готовил свои шаманские мази с отварчиками, при этом, каким-то загадочным образом даже нашел общий язык с врачами и санитарами. Со всеми кроме военврача второго ранга Елистратовой, но и она якута терпела.

Иван постоял немного и решил сегодня же потребовать выписки.

— Вань, а Ваньша... — позади раздался голосок Настены.

— Чего тебе? — Иван обернулся.

Девчонка с первого дня шастала за ним хвостиком, сама лично приносила пайку и ягоды, которые собирала в леску, всячески ухаживала и даже пробовала развлекать — петь песни и рассказывать сказки. И все это, несмотря на то, что Ваня обращался с ней абсолютно нейтрально и равнодушно. А порой даже грубовато.

Санитарка Евдокия Михайловна, которую раненые называли с любовью баба Дуся, объяснила поведение Насти просто и доступно:

— Поспела, девка, в сок входит, хочет уже, — и тут же показала Ване кулак. — Не вздумай, понял, охламон? Обещай, что не замаешь девку! Ну?

Иван, конечно, пообещал. Ему такое даже в голову не приходило. Хотя затянувшееся воздержание уже вовсю давало о себе знать. Он было пробовал подкатить к Курицыной, но та этот подкат даже не заметила. А к Хусаиновой подкатить он просто не смог себе заставить. Других кандидаток тоже хватало, но они почему-то Ивана не привлекали. Была еще Варвара Сергеевна, но та просто откровенно издевалась над Иваном.

— Смотри, что я спроворила, — Настя протянула на руках Ивану аккуратно сложенную форму. — Вот, все отстирала и зашила. Но это другие, твои штаны и рубаха совсем погорели и расползлись. Должно в пору прийтись. Я выбирала. И бельишко свежее. И сапоги, и портянки!

— Гимнастерка, — машинально поправил Ваня.

— Гимнастерка! — радостно согласилась Настена. — Идем, померяешь.

Иван немного поразмыслил и кивнул. Шастать по лазарету в нательном белье ему уже надоело, а тот момент, что девчонка могла подобрать форму, среди обмундирования, оставшегося от умерших, его ничуть не беспокоил. Во время своих многочисленных попыток выжить Иван только и делал, что раздевал трупы, так что навсегда отучился от брезгливости и суеверий.

И пошел за Настей. Она привела его на полянку чуть поодаль от лазарета, села на пенечек и взглядом потребовала — одевайся, явно намереваясь смотреть.

Иван жестом приказал отвернуться.

Настя строптиво фыркнула, надула губы, но все-таки послушалась.

Ваня быстро переоделся. Каким-то странным образом, девчонка подобрала вещи точно по размеру, а сапоги оказались, вообще, почти новые, да еще комсоставские, юфтевые.