Истинная для лютого

Я, держась за стену, встаю и ползу в прихожую. Там обуваюсь и на нетвёрдых ногах выхожу на лестницу. Только на улице я наконец прихожу в себя. Слёзы катятся из глаз, я всеми последними словами начинаю ругать себя за то, что попёрлась какого-то хрена домой ко взрослому половозрелому мужику. Я чего вообще ждала-то? Правильно мама говорила, у всех мужиков только одно на уме, и большинство из них не умеют держать себя в руках. Стоит лишь чуть-чуть потерять бдительность, и всё…

До троллейбусной остановки я бегу. Встречные бабули шарахаются от меня в стороны. В автобусе я с содроганием заглядываю в зачётку, чтобы убедиться, что все мои страдания были не зря. Почему-то глядя на такое желанное слово «зачёт», я ощущаю себя грязной, как будто мне и правда пришлось ради отметки сделать что-то предосудительное.

Время идёт – подготовка к экспедиции продолжается. А я всё думаю, что бы со мной было, если бы я тогда не хлопнулась в обморок дома у Гаврилова. Хватило бы у меня смелости сказать ему нет, или я так бы и терпела до самого конца. Раньше в детском саду, когда кто-то из мальчиков приближался ко мне, я начинала реветь. Но за это воспитатели и нянечки ругали меня. Со временем я научилась бояться молча, чтобы не доставлять людям неудобств. Очевидно это стало не очень удачной способностью для меня. И вроде бы я не идиотка, и перечитала уже все возможные книги и статьи про харассмент. Но всё равно на практике продолжаю впадать в ступор.

Вот о таком я думаю, сидя в одиночестве дома на полу, среди всяческих походных штук. Надо бы упаковать всё, а я самобичеванием страдаю. В дверь начинают неистово трезвонить. Иду открывать и вижу на пороге соседку Алёну. Мы с ней примерно одного возраста, но не особо общаемся. В основном из-за того, что наши мамы раньше были в контрах. Алёнкины родители оба выпивохи и скандалисты, и моя мама всегда жалела их дочку, потому что считала, что они дурно влияют на ребёнка. Алёнкина же мать жалела меня, поскольку считала, что у моей мамы не всё дома из-за длительного отсутствия мужика и личной жизни. Такой вот балаган. Сама я никогда против Алёны ничего не имела, хоть и не понимала её стремления непременно быть в отношениях, пусть и неважно с кем.

Алёна небрежно здоровается и проходит в прихожую.

– Майка, я у тебя посижу немного? – говорит она, больше ставя меня перед фактом, чем спрашивая. Я задумчиво киваю.

Мы идём в зал. Алёна скептически осматривает разложенный на полу арсенал алюминиевой посуды, батареек и инсектицидов.

– В поход, что ли, собралась? – спрашивает она, присаживаясь на диван.

– Так по учёбе надо. Экспедиция у нас в тайге, – отмахиваюсь я небрежно. – Ты чай будешь?

В глубине души я Алёне рада. Хочется с кем-то поговорить о том, что случилось. Тем более, что у неё опыт общения с парнями побольше моего будет. Я веду её на кухню, разливаю чай по кружкам. Размышляю, как начать разговор. Нельзя же вот так просто вывалить на человека: «Меня тут недавно чуть не изнасиловали».

– Ты поосторожнее там, – говорит Алёна, помешивая чай ложечкой. – У вас ведь наверняка мужики будут в экспедиции. А у тебя эта твоя фобия.

– Мой руководитель – женщина, – произношу я с какой-то надеждой.

– Ну, знаешь, это такая себе защита, – качает головой Алёна. – Мы вон в техникуме как-то пошли в поход, так у нас придурок один нажрался и стал приставать к самой главной нашей тихоне. А преподша только поржала с её воплей. Типа, ох уж эти подростки. Хоть спрей от комаров носи с собой вместо перцового баллончика.

От рассказа Алёны становится жутко, но вместе с тем я чувствую какую-то поддержку. Она не осуждает ту девушку, а значит и меня бы не осудила, решись я открыться ей. К тому же мне понравилась идея со спреем. Радикально, конечно, но подобные вещи в экспедиции всегда под рукой. Надо научиться защищать себя.

Наконец приходит долгожданный день. Не зря я столько убивалась над лабораторными и рефератами. Экспедиция из восьми человек, включая Ольгу Дмитриевну и меня, отправляется в исследовательский лагерь в тайге. До Усть-Сибирска мы доезжаем на электричке. На станции нас встречает знакомый Ольги Дмитриевны на Пазике и увозит в лагерь. Я впервые оказываюсь в подобном месте, а потому без конца кручу головой по сторонам, пытаясь разглядеть всё и сразу.

Первое, что бросается в глаза – это лес, обступивший лагерь сплошной стеной, глухой, высокий и непроглядный. Он завораживает своей красотой, пугает шорохами и скрипами, манит загадками и тайнами. Мне слышится странный шепот в шуме ветра, в ветвях деревьев. Кажется, что кто-то зовёт меня и я следую за ним вглубь леса до тех пор, пока один из ассистентов Ольги Дмитриевны не окликает.

– Макарова, ты куда?!