Шатаясь, я побрела в неизвестность, прижимая пистолет к груди. Три пули — это прекрасно. Две — для врагов и одну — для себя. Только бы рука не дрогнула в самый ответственный момент, только бы палец не сорвался с курка.
Две — для врагов и одна — для себя.
Отлично. Так и сделаю.
Цепляясь онемевшими пальцами за камни, я упрямо переставляла ноги, но все не видела просвета и ничего не слышала.
Птички все повымирали что ли, твою мать?
Кое-где попадались ответвления. Короткие коридоры с крохотными круглыми комнатками в конце. Здесь каждый шаг сопровождался громким хрустом, а под подошвами сапог крошились остатки скорлупы.
Я в гнезде. Меня притащили, чтобы кормить новый выводок?
Тогда где все птицы?
Ответ казался очевидным. Они все брошены на уничтожение незваных гостей в городе, так что в гнезде, возможно, остались только несколько тварей, чтобы сторожить кладки.
Не так уж и страшно. Все хорошо, нормально…
Ведь у меня есть целых три патрона.
Постепенно коридор расширился, выведя меня в квадратный зал, сто на сто ярдов, не меньше. В потолке зияла круглая дыра, из которой вниз лился свет, выхватывая из сгустившейся темноты еще больше костей.
Что-то хлюпнуло впереди. Точно кто-то раздавил сапогом переспевшее яблоко. Воздух раскрасился красным, щедро сдобренный охрой и гнилостной зеленью. Я будто могла видеть цвет, чувствовать его вкус на языке, ощущать малейшие колебания мира.
Вот что-то треснуло, и звук растекся перед глазами вязкой оранжевой гущей. Пронзительный визг ударил по ушам и вспыхнул в воздухе маковыми кляксами.
Волна цвета набирала обороты, трески, всхлипы и визги бились об меня, как вода бьется о прибрежные камни, и в бесконечном водовороте красок, которых просто не могло быть, я различила зыбкую тень.
Это была непроницаемая, абсолютная чернота, оплетенная красными лентами.
И это чернота не отрываясь следила за мной.
Шаг вперед. Нечто текло, как вода, парило над тысячами костей, тянуло ко мне конечность, а в глубине убийственного мрака, как угли костра, вспыхнули глаза. Жуткие, совершенно дикие, нечеловеческие.
Вскинув пистолет, я выстрелила почти не целясь. Сковавшего меня ужаса хватило бы и на тысячу человек, и на мгновение в дальнем уголке черепной коробки мелькнула мысль, что я совсем-совсем не хочу умирать.
Я не готова уйти, еще не время…
Выстрел прошелся по самому краешку тени, даже не замедлил ее, и я уже собиралась нажать на курок снова, как перед лицом нечто раскинуло крохотные желтые крылья.
Канарейка истерично чирикала и всячески отвлекала!
Стоп…
Канарейка?
И никакой помощи я не вижу, значит, и не нашла она никого.
Рука с пистолетом опустилась вниз, неподъемной тяжестью потянула к земле.
Вот и все. Наверное, Саджа услышала мои молитвы.
Тень нависла над головой, сверлила меня пристальным взглядом, а потом опустилась на колени и коснулась моей щеки, стирая дорожки от слез. Если это и есть смерть, то не такая уж она и страшная.
Только сделай все быстро, прошу.
— Флоренс, — проговорила смерть, и ее голос показался мне до боли знакомым. Он растекся в воздухе золотой патокой и укутал меня теплым коконом, пробрался под одежду, под кожу, к самому сердцу.
Из мутной черноты проступили знакомые черты. Острый подбородок, высокие скулы, прямой нос, излом тонких губ. На влажном от пота лбу скрутились смоляные завитки волос. На бледной щеке — кроваво-красный росчерк, как раз там, где пуля коснулась тени.
«Шрам останется», — подумала я вяло.
И разрыдалась, как ребенок.
Меня колотило от страха и облегчения одновременно, а вместе со слезами выходила горечь и боль, и усталость, а пальцы так отчаянно цеплялись за черную куртку магистра, что швы должны были вот-вот разойтись. Я оплела его шею, как вьюнок, напрочь позабыв о всех наших договоренностях и условиях, и даже если бы сейчас он на меня прикрикнул, я бы все равно не смогла расцепить онемевшие пальцы.
— Не плачь, храбрая птица, — прошептал магистр, поднимая меня на руки. — Мы выберемся, вот увидишь. Ты только не плачь так, не надо.
— В-вы пришли, — от рыданий голос изломался и просел, превратившись в задушенный хрип. — Пришли за мной…
— Конечно, пришел, — мне показалось, что магистр улыбается. — Разве могло быть иначе?
72. Шиповник
— Ну вы только посмотрите на нее, — хмыкнул Бардо. — Ты никак только из мясорубки?
Я радостно ответила на его объятия, когда капитан выбрался из кресла.
— Выглядишь ужасно, — мужчина окинул меня оценивающим взглядом. — Тебе лечиться пора, а не на ногах стоять.
Я только отмахнулась, потому что у меня точно не было времени разлеживаться в капсуле.
— Не раньше, чем мы доберемся до Бури.
Рука Геранта сжала мое плечо и потянула к себе.
— Ты не будешь с ним драться, — прошипел двоедушник. — Ты идешь в капсулу, немедленно!
Стряхнув его ладонь, я шагнула назад. Желтые глаза Геранта недобро вспыхнули, будто он собирался применить силу. И он мог это сделать — я отчетливо видела в его взгляде решимость и холодную сталь.