Истинная для Ворона (СИ)

Осторожно тянусь к стакану, принюхиваюсь — и от одной только сладости голову ведет, а в теле разливается приятная истома. Когда я пила в последний раз? Лет пять назад, не меньше. Север ввел сухой закон: никакого алкоголя, особенно среди дозорных. Каждому следовало быть готовым к бою, в любой момент.

И я совсем не знаю, что могу натворить, если выпью…

А меня это вообще волнует?

Шальная мысль проносится в сознании раскаленной кометой, разметая огненным хвостом все мысли и сомнения.

От первого глотка во рту становится нестерпимо сладко, даже приторно, а потом приходит кисловатое послевкусие, сдавливает корень языка и скатывается по пищеводу обжигающей волной.

Жар растекается крохотными пузырьками от макушки до самых пальцев ног, а по ладоням рассыпаются приятные холодные колючки, точно зачерпнул пригоршню рыхлого снега.

Мир будто расцвечивается яркими красками. Невидимый художник брызгает на холст густые пятна охры и зелени.

— Что ты знаешь о «выборе зверя», Ши?

Его голос ласкает кожу, и я прикрываю глаза от удовольствия, аккуратно ставлю стакан на стол и ловлю взгляд Геранта — уже совсем не такой страшный, как минуту назад.

— Двоедушники с нами не откровенничали, — не знаю, почему меня тянет оправдаться. — Мы обсуждали что-то нейтральное, чтобы очистить головы от проблем. А выбор, как я понимаю, — тема личная. Интимная.

— Так и есть, — Герант кивает и отпивает немного вина. Всего полглотка. — Если в двух словах, то душа зверя, по каким-то своим неведомым критериям, может выбрать двоедушнику партнера. Как она это делает — неясно, но выбор может произойти в любой момент. Встретил ты человека, и — бах! — зверь указывает на него.

— И человек не может противостоять?

Мужчина пожимает плечами.

— В теории. Кому-то даже удавалось, но исключения только подтверждают правило. Выбор нельзя оспорить. Это сведет тебя с ума. — Герант выразительно крутит пальцем у виска и как-то совсем уж натянуто улыбается.

Я знаю, куда дует ветер этого разговора, но оттягиваю момент.

Неосознанно. Просто из-за внутреннего упрямства и колючего страха перед неизвестным.

Двоедушник откашливается, и я с кристальной четкостью понимаю, что ему так же тяжело, как и мне.

Нет…

Во сто крат тяжелее.

Я вижу это по упрямой складке на лбу, по закушенной губе, по нервному постукиванию пальцев. По тихой, затаенной мольбе во взгляде, по словам, что вот-вот должны сорваться, упасть камнями на стол, прокатиться по нему и удариться об меня.

— Ворону ты очень нравишься…

Говорит и отпивает снова, ставит стакан на стол, потом подвигает его на середину и с легким звоном ударяет об бутылку.

— Но ведь… это не твой личный выбор, — слова даются тяжело, я будто выталкиваю их сквозь влажную вату. — Это его чувства.

— Так и было… вначале. Я хотел противостоять, видит Саджа, у меня есть на то причины. Мои личные тараканы, которым я много лет не могу дать бой, но…

Герант чуть наклоняется вперед, а я впиваюсь свободной рукой в краешек стула, будто это может удержать мир от вращения, а мое сознание — от полного коллапса.

— …ты мне очень нравишься

27. Ворон

Признать не так уж и сложно — слова сами слетают с языка, а с души срывается в темную пропасть неподъемный груз. Даже дышать становится легче, а под кожей сплетаются тонкой сеткой горячие узелки облегчения. Ворон внутри довольно ворчит и расправляет крылья, но праздновать рано.

Потому что я плохо знаю Ши.

И вижу, как ее глаза расширяются от удивления, а рот приоткрывается и остается в таком положении несколько долгих минут.

Стоит мне выдохнуть и немного успокоиться, как на смену удивлению приходит недоверие. Зыбкая тень корежит черты Ши, ее губы сжимаются, превращаясь в тонкую нить. Рука тянется к волосам и заправляет за ухо медную прядь.

Ши — колючая, неуверенная и трогательная, но только когда дело касается ее лично.

Тела, внешности, переживаний.

В кабинете Фэда она ни секунды не сомневалась, что я не оспорю ее боевые навыки. Твою мать, конечно! Посмел бы я что-то вякнуть о ее подготовке. Тут просто не с чем было спорить.

Но сейчас я влезаю на запретную территорию сокровенного и тайного.

— Разве такое может быть? — смуглые пальцы нервно подрагивают, а слова ломаются, оседают невидимой пылью на стол.

Ши тянется к стакану и осушает его одним глотком. Морщится, отставляет в сторону и жестом просит повторить.

— А почему нет?

— Я не человек, — слова вылетают резко, врезаются в меня испуганными птицами, а Ши сцепляет пальцы в замок и опускает голову, чтобы не смотреть мне в глаза.

— Ты вытащила с планеты одного самоуверенного идиота и слепую девочку, — ставлю перед ней стакан и думаю, что не стоит налегать на вино, но сумрачный взгляд из-под сведенных бровей и дрожащий острый подбородок говорят яснее любых слов. И если она решит, что сегодня отпустит мертвых, поддастся скорби и расставит все точки над утраченным прошлым, то я сделаю что угодно, чтобы этот путь облегчить. — Не должна была, но вытащила.

— Это стоило мне дома и звания.

В голосе — ни капли злости или разочарования, только сухой вывод.

— Сожалеешь?