— А я знаю, кто может верещать как девчонка, если надавить посильнее. — Рывок в сторону, и мы обогнули особенно крупную колонну, за которой начиналась голая, выжженная земля. Капитан заставил корабль зависнуть в воздухе и медленно опустил его вниз. Пол под ногами мелко завибрировал, когда «лапы» коснулись земли.
Герант вмиг помрачнел, а желтые глаза опасно сверкнули из-под густых бровей.
— Буря пропал вместе с ними.
— Поспорим, что этот дерьмопринц еще жив?
— Если так, — двоедушник встал и проверил, надежно ли закреплен клинок, — то я бы поговорил с ним лично. И какого черта мы тут сели?
— База Падальщиков под землей, — сказал я. — В бывших пыльцовых шахтах.
Герант поморщился и закатил глаза. С выражением тихой скорби он бросил взгляд на основание колонны, где темнел узкий проход внутрь.
— Почему все злодеи всегда лезут под землю?
— Вот у них при встрече и спроси, — хохотнул капитан. — Держим связь. Я не останусь на одном месте — маскировка не безупречна. Может, узнаю, что станется с нашими преследователями.
— Только не лезь в неприятности, я тебя умоляю!
— Хорошо, мамочка! — Бардо лихо салютовал другу.
Когда мы вышли из корабля, то на его месте увидели только размытый, почти прозрачный силуэт. Заметить его можно было, если точно знать, что высматривать, а уж в движении Бардо вообще превращался в невидимку.
Коснувшись наушника, я услышал, как капитан что-то тихо напевает себе под нос. Какая-то детская песенка о сундуке сокровищ.
— Держим связь. Если «Цикута» здесь, то мы возьмем ее и вернемся к колонне. Собери вещи — два корабля нам без надобности.
— А куб брать? — голос Бардо дрогнул от отвращения.
— Разумеется, не оставлять же его здесь.
В наушнике послышался тяжелый обреченный вздох.
— Ненавижу этот кусок каменюки, у меня от него волосы дыбом встают.
— Мои приказы не обсуждаются, капитан.
Бардо тихо витиевато выругался и дал отбой. Что-что, а куб оставлять я не собирался. Нутром чуял, что эта штуковина еще пригодится.
— Выдвигаемся, — нетерпеливо бросил Герант. — У нас и так мало времени.
59. Каифа
— Ты приходи на могилку, приходи в мой дом, — тянула я старую детскую песенку.
Штурвал дрожал в руках, как живой, то и дело норовил вырваться из сведенных судорогой пальцев, а ублюдок никак не хотел сдаваться и попасться мне в прицел.
Долбаный пилот Фэда — а это был, несомненно, кто-то из его людей — так носился между проклятыми колоннами, будто ему под хвост загнали смазанную скипидаром хворостину.
— Ты приходи на могилку — погнием вдвоем!
Враг нырнул вниз и у самой земли перекрутился в воздухе, буквально втискиваясь в узкую щель в каменной стене из колонн, выросшей из ниоткуда.
— Вот же сука! — рявкнула я и рванула штурвал на себя, взмывая вверх раскаленной стрелой.
Конченый психопат едва не угробил собственную посудину! И меня, Каифу Регис, чуть не заставил подойти к делу серьезно.
Впрочем, стоило бы так и сделать, арктурианские ежи мне в брюхо.
Потому что уже через три минуты после этого воздушного изнасилования системы корабля приказали долго жить, и мне не оставалось ничего другого, как перемахнуть через каменное препятствие, экстренно врезаться мордой в песок и врубить чудом уцелевшие охладители.
Откинувшись на спинку кресла, я хватала губами спертый, раскаленный до искр воздух и думала, что же делать дальше.
В голове проносились видения, одно за другим, сменялись как картинки в изувеченном калейдоскопе.
Капитан корабля свернул в сторону, скрылся среди колонн. Фэду стоило бы задуматься о том, как опасно иметь в команде телепата, особенно если отправленный по его душу охотник умеет перехватывать мысли одаренных. Жаль, что моих возможностей не хватит, чтобы контролировать их…
Телепат-то сильный. Пожалуй, самый сильный из всех, что мне встречались.
Я моргнула, обрывая связь. Не хватало еще, чтобы ублюдок понял, что кто-то копается в его голове: не хотелось бы попасть под руку мощному одаренному.
Проклятье, а ведь все так хорошо начиналось!
Отремонтировать этот кусок дерьма, я, конечно, смогу, вот только упускать такую лакомую добычу, как Фэд и его компашка отморозков, — не хотелось.
Руки рефлекторно сжались в кулаки, стоило только вспомнить последнюю встречу с этим напыщенным куском мяса.
Я ему сердце на блюдечке принесла, отдала в руки, готова была на все, что угодно!
Он — весь такой в черном, надменный, самоуверенный, а взгляд — как у скучающего удава, которому искренне опротивело наблюдать за причитаниями забавной обезьянки.
Именно так я себя и чувствовала — обезьянкой, развлекающей господина.
Фэд все испортил, в грязь меня втоптал!
Кто бы мог подумать, что всю эту двоедушную чушь он воспринимает так серьезно?
Магистр что-то там рассказывал о «выборе», раздраженно закатывал глаза, когда я попыталась возразить, хмурился, когда я устроила скандал, и надменно усмехался, когда смотрел на мое перекошенное от негодования лицо, в которое бросил предложение быть временной любовницей, но не более того.
Будто тряпкой ссаной отхлестал провинившуюся собаку!