— Это его любимая примочка… Людей загоняют в лагеря — скажем, для военнопленных или еще как-нибудь собирают, и берут у них вроде бы анализы. Потом клонируют, а самих уничтожают. У клонов мозги заранее промытые, делают, что им велено, и поди-ка разберись, кто есть кто. Пока докопаются, что происходит, и если докопаются, обычно бывает уже поздно.
— Можно я лягу поближе к тебе?
— Конечно можно.
Алия перетащила мешок, и вновь воцарилось молчание.
— Ты не думал вернуться домой?
— Я не вернусь. Мне хватает воспоминаний.
Неизвестно почему, но эти слова будто поставили точку в каком-то вступлении и открыли новую, давно ожидаемую тему, которой до этого ни один не решался коснуться.
— Володя, — после долгой паузы начала Алия. — Ничего, что так тебя называю? Я должна сказать тебе что-то важное.
— Не надо.
— Я знала, что ты так ответишь. Послушай. Я прожила последние полтора года как в склепе. Моего мира не стало, и я умерла вместе в ним. Я несколько раз собиралась покончить с собой, и сказала бы спасибо тому, кто меня убил. И еще этот склеп был бастионом. Я построила вокруг десять линий обороны и никого к себе не подпускала. Я ни на что не надеялась. Но ты пришел… В первую же минуту пали все мои укрепления, словно дверь открыли ключом. Разумеется, я испугалась. Прости, я грубо разговаривала — это от страха… Какой смысл откладывать, мне все ясно уже теперь, и к тому же нас в любой момент могут убить. Володя, я тебя люблю. И ничего не прошу, я согласна ждать. Но ведь тебе нравились мои ноги, и шея, и глаза? Если хочешь, все будет уже сейчас, сию минуту, только протяни руку. У тебя очень красивые руки…
Синельников заворочался и засопел.
— Пункт первый…
— Только не говори о своем возрасте, — сразу перебила Алия. — Я знаю, сколько тебе лет, и это ровным счетом ничего не значит. И уж, во всяком случае, предоставь решать это мне.
— Хм, пункт второй. Глупо скрывать — конечно, ты мне нравишься, и дело тут не в ногах… точнее, не только в ногах и еще каких-то местах, хотя, что спорить, ты дьявольски красивая девушка. Просто в моем — уж извини — возрасте начинаешь понимать, что красота — это еще не все, красота — это на полгода… Нет, дело не в этом. Я могу ругаться сколько угодно, но после Джайпура тебя ждет большое будущее, ты — пиковая дама в очень крупной игре и, скорее всего, будущий президент или леди-протектор Арракиса. А я — конченый тип, отработанный материал, мне уже никем и ничем не быть, да я и не хочу. Я хочу быть отшельником, и это не кокетство, если ты еще не поняла. Я вышел из игры, и надолго, ты уж поверь. Короче, тебе в это впутываться ни к чему. Сама же со скандалом сбежишь от меня через год, если не раньше — зачем? И вообще я не сахар… Алия, это запрещенный прием… Сколько ты весишь? Мне тяжело дышать… что люди скажут… О господи. Ну, я не знаю… Поклянись, что не упрекнешь меня потом…
— Клянусь.
…………………………………………………………………………………
— Что же это такое? — спросил Синельников минут через двадцать. — Как такое чудо возможно?
— Не вижу здесь ничего чудесного, — заметила Алия.
— Ничего себе. А все эти ваши спайсовые оргии?
— Я настоятельница храма. Я руковожу, но вовсе не обязана участвовать. Приподнимись, я подсуну руку…
— Тебе будет тяжело.
— Не будет.
— Охохонюшки. Ну, хоть понравилось?
— Да. Это как книга. Надо только пропустить предисловие.
— Ты поставила меня в дурацкое положение.
— Не думай об этом. Ты никому ничего не должен. Знаешь, моя мама… у нее есть пророческий дар. Она сказала, что с моим характером я могу выйти замуж только за великого воина, но и то, если он упадет с неба, не иначе. Она считала, что здесь я не сумею себе никого найти. Ты прилетел из Хайдарабада?
— Нет. У меня была авария. Я разбил шаттл. Пилот погиб.
Алия помолчала и подозрительно хлюпнула носом.
— Твой друг?
— Нет, я совсем его не знал.
— Ты упал с неба. Упал с неба.
— Пропаганда мракобесия, — пробормотал Синельников. — Эх, взяли меня с бою… Все равно у нас нет будущего.
— Ты же не собираешься улетать с Дюны?
— Нет, не собираюсь.
— Это самое главное. Я буду стараться изо всех сил стать тебе нужной. А если появится какая-нибудь другая женщина, я ее убью.
— Хорошенькое дельце, — вздохнул Синельников.
Это был тесный, неудобный лаз, пробитый в высоком пологом склоне — настоящая дыра, полузаваленная давней осыпью. Стиснутые камнями, Алия и Синельников устроились неким сидячим валетом и, оставаясь невидимыми, поглядывали на поджидавшие их неприятности.
Неприятности были такие: метрами шестьюдесятью ниже по откосу, как раз под ними, над самой тропой, в обжитой засидке — с замаскированным навесом, подстилками и даже термосом — с комфортом угнездились трое фрименов, очень серьезно вооруженных. А за открывающейся справа грядой, куда и поднималась тропа, уже начинался столь необходимый беглецам Бааль-Дахар.
— Ну что, рискнем? — спросила Алия. Руку она держала на добытом в Карамаге «винторезе», со стволом, на всю длину упрятанном в трубу глушителя.
— Знаешь, что хорошо? — сказал Синельников. — Можно вот так запросто взять и почесать тебя за ухом. Меня очень утешает.