— Потом начались страшные перемены: повсюду были Пожиратели смерти, смерть ходила между нами, борьба со злом… И тогда Теодор сказал, что я не буду в безопасности, если останусь с ним, и мы сделали паузу. Наши отношения, мечты — всё остановилось, словно включили режим заморозки. Я стала помогать ордену, а он оставался в тени. Я была против всегда, но он считал, что если бы кто-то знал, что мы вместе, это могло бы навредить всему и не только мне. Несмотря на то, что Теодор другой и отличается от своего отца, никогда не поддерживал его идеологии, он всё-таки был его единственным сыном и наследником своего рода. Гермиона, так бывает: люди встречаются, люди влюбляются и могут быть из разных сословий и из разных миров, с разными взглядами, но они так нужны друг другу и так необходимы, что всё становится неважно. У нас с Тео не совсем так. Мы родились в волшебном мире. Просто наши родители были разных взглядов, но это не помешало нам полюбить друг друга. Но есть пары, которые не могут преодолеть прошлое, которым мало притяжения. Они не борются с предубеждениями и сдаются, обрекая себя на жизнь без любви.
Тогда я не поняла всех слов Луны: о чём она говорила и, самое главное, о ком, но сейчас рассказывая это тебе, Гарри, я всё поняла. Она говорила это для меня и обо мне. Обладала ли она даром провидения, был ли у неё третий глаз или она просто предчувствовала — я не знаю до сих пор. Но я знаю то, что Луна всегда говорила невпопад. Неожиданно и часто её изречения были правдивыми.
Когда она закончила свою речь, то просто встала и ушла. Какое-то время я слышала их голоса с Теодором, а потом даже не вспомню звук их шагов. Я сидела и глядела на эту тёмную водную гладь. А когда повернулась, то увидела, что Малфой наблюдает за мной. Я смотрела на него, глаза в глаза, и не знаю, сколько времени мы так просидели, играя в гляделки.
Малфой первый разорвал зрительный контакт и лёг на землю, а я продолжила смотреть на водную гладь. Это было состояние, похожее на транс. Да, я понимала, где нахожусь и кто со мной рядом, но оторвать взгляд от этого озера не могла, как не могла встать и уйти.
Вспоминая этот момент, я не понимаю, что чувствовала и почему просто не ушла. Помню, как поступила точно так же, как он: легла на землю, почувствовав прохладу. В тот момент я хотела достать волшебную палочку и согреть себя чарами, но делать этого по какой-то причине не стала.
— Нам нужно уходить, не думаю, что будет правильно, если кто-то нас увидит вместе. Ведь они уже ушли, и мы остались тут вдвоём…
Помню его смешок, и то, как он не дал мне договорить:
— Боишься, что тебя увидят с Пожирателем смерти, с самим сыном Люциуса Малфоя? Боишься испачкать свою репутацию?
— Нет, это ты боишься испачкаться, и я не только про твою репутацию.
Я не знаю, почему тогда сказала эти слова, но помню, как он навис надо мной мгновенно и рухнул. Тогда я впервые чувствовала тяжесть его тела, впервые ощутила его запах.
Я пыталась смотреть ему в глаза, но он был настолько близко, что я не могла ничего разглядеть. Его взгляд затягивал, и я уже не могла разглядеть даже цвет его глаз. Всё как будто бы стало чёрным, как его зрачок.
— Нет, Грейнджер, я больше ничего не боюсь, но другим я никогда не стану. Потому что это невозможно. Нельзя взять и измениться, всего лишь потому что мир, в котором ты жил, оказался не совсем таким, каким ты его видел. Нельзя взять и измениться, слышишь? Я никогда не стану другим, и всегда останусь Драко Малфоем, сыном Пожирателя смерти, самым юным обладателем Чёрной метки, и гадким хорьком — так вы меня называете? — он сжал пальцами траву на земле и резко оттолкнулся от меня.
Встав, он тщательно отряхнулся, словно испачкался в чём-то. Я слышала, что он уходит — медленно, но уходит.
— А ты уже другой. Тот Малфой никогда не оказался бы на мне сверху. Его бы вывернуло наизнанку, — я сказала это, не посмотрев на него, и продолжила всё так же лежать на спине. — Ты чувствуешь, что испачкался?
— Нет, я чувствую твоё тепло и спокойствие, — я еле услышала его тихий голос и шаги, его отдаляющиеся шаги.»
***
Малфоя в моей жизни стало слишком много. Так бывает, когда какой-то человек резко входит в твою жизнь, и всё, что связано с ним, привлекает твоё внимание. Его имя звучит от чего-то чаще. Всё, что бы не появилось в поле зрения, обязательно будет напоминать тебе о нём. Мне стало казаться, будто бы вся школа говорит только о нём. Куда бы я не повернулась, везде было напоминание. Это стало моим наваждением.
И тут неожиданно одним осенним вечером прилетела сова от моего старого друга Хагрида. Мне стало тепло на душе, и воспоминания из детства вернулись, окутав меня, словно мягкое, воздушное одеяло.
Хагрид рассказывал, как он живёт в другой стране — нелепые, смешные истории. И, конечно, в конце письма он спрашивал про свою хижину. Именно в этот момент меня начало душить чувство вины, ведь я обещала Хагриду приглядывать не только за хижиной, но и за его хозяйством. Уже подкрадывалась поздняя осень, подступали холода, а я ничего этого не сделала.