— Тогда до встречи.
На этой хорошей ноте я решаю, что нужно уже вернуться в комнату. Тем более что мое настроение начинает стремительно улучшаться. Может, мое пребывание здесь будет не таким ужасным?
Я поднимаюсь на второй этаж и собираюсь свернуть на лестницу к третьему, когда до меня доносится яростное:
— Ваша свадьба с Одри должна состояться как можно скорее!
Ближайшая к лестнице дверь распахивается, и в коридор шагает прим Конелл. Судя по звериному взгляду и выступившей густой щетине на скулах, очень злой прим Конелл. Свет здесь неяркий, но вервольф едва успевает сжать кулаки и тем самым спрятать жуткие когти — отец Одри едва сдерживает трансформацию.
Тут же вспоминается другой вервольф. Тот, на подземной парковке, с огромной пастью и лапами, способными впечатать меня в пол. Этого достаточно, чтобы по спине побежал холодок, а сердце ускорило свой бег. Особенно когда отец Одри замечает меня и направляется в мою сторону. Я хотела бы выглядеть беззаботной, как с Элис, но он царапает взглядом по моему лицу, и слова приветствия застревают в горле.
Мне хочется сжаться, обхватить себя руками, чтобы защитить. Не себя, свою малышку. Все во мне кричит: «Беги!», когда он на мгновение замедляется. Наверное, только какая-то внутренняя безбашенность, глупость, а может, новоприобретенные способности имани заставляют меня остаться на месте и выдержать фонящую от него ярость.
По лицу вервольфа вижу, что он хочет что-то сказать, и это вряд ли то, что мне понравится, но в последний момент отец Одри передумывает и проходит мимо. Только когда внизу хлопает парадная дверь, я позволяю себе опереться руками о лестничные перила и мысленно посчитать до десяти.
А потом до двадцати.
Элис права. Вервольфы не люди, даже безобидный и человечный с виду прим Конелл способен разорвать любого на части. Любого человека. Если я действительно стану помехой для старейшин, что сделают они?
— Шарлин, что ты здесь делаешь? — раздается за спиной, и я подпрыгивают от неожиданности, потому что Доминик умудрился подобраться ко мне бесшумно.
Для встречи гостя он надел рубашку и стал выглядеть более цивилизованно. Ну, почти.
— Вроде как живу, — огрызаюсь я. — И собираюсь подняться в спальню. Или в этом доме есть места, в которые мне запрещено заходить?
Доминик приподнимает бровь.
— Нет. Ты можешь ходить, где хочешь. Только не покидай территорию поселения.
— А то — что? — Я складываю руки на груди, потому что никакой мысленный счет не помог, меня по-прежнему трясет. Сейчас даже больше. — Меня поймают старейшины и устроят проверку?
Доминик сдвигает брови, и они сливаются практически в одну линию. Он шагает ко мне, прижимая меня к перилам и вглядываясь в лицо. Приходится опустить руки, потому что это неудобно, но теперь неудобно вдвойне, потому что мы стоим слишком близко друг к другу.
— Ты не успела поговорить с Конеллом.
— Нет. Зато я поговорила с его любовницей.
Которая оказалась права. Если еще оставалась надежда на то, что Элис все выдумала, слова Доминика только что ее разрушили.
— Не волнуйся. Охрана будет наказана за то, что не предупредили ее не распускать язык.
Он так смотрит в сторону лестницы, что сразу понятно — парням внизу не светит ничего хорошего.
— Я первая с ней заговорила.
Теперь яростный взгляд альфы вонзается в меня. По его лицу проходит судорога трансформации.
— Ты не должна была, — рычит Доминик.
— Скажи мне, что еще я не должна, — рычу я в ответ, наплевав на инстинкты, которые вопят о том, что сейчас его лучше не злить.
Доминик напирает, и я вжимаюсь поясницей в перила — только чтобы отодвинуться подальше от него, но от его близости никуда не деться.
— Лучше скажу, что ты должна делать точно — заботиться о себе и о нашем ребенке. Доктор Милтон сказал тебе не волноваться. Сказал? Еще хорошо есть, дышать свежим воздухом и качественно трахаться. Я привез тебя в стаю, обеспечил всем, чем захочешь. Трахаться не хочешь? Хорошо! Гуляй, пиши книги, отдыхай и готовься стать матерью. А что делаешь ты, Шарлин? Сама лезешь с вопросами к любовнице Конелла!
— Чтобы узнать о том, что должен рассказать мне ты…
— Молчи, — приказывает он. — Тебя интересуют не старейшины, а Одри. Будто она не моя невеста, а твоя. Твоя ревность мне льстит, пока не затрагивает здоровье моего сына.
— Я не ревную! Я хочу знать, к чему готовится. И откуда ждать удара?
— Никаких ударов, Шарлин, не будет, если ты будешь выполнять рекомендации Милтона и слушать меня, а не других.
— Если бы ты еще что-то мне говорил!
— Я говорю только то, что считаю нужным и важным.
— То есть — ничего?
— Ты хочешь, чтобы твой приступ повторился?
А вот это срабатывает, как удар под дых.
— Ты не волк, Доминик Экрот, а самый настоящий козел!
Не знаю откуда у меня берутся силы, но я отталкиваю его, и ухожу к себе.
Венера припарковала машину на привычном месте в конце улицы и заглушила мотор. Она побарабанила пальцами по панели, хмуро рассматривая падающие в свете фонарей снежинки — покидать нагретый салон безумно не хотелось.