Истинная поневоле

Судя по выражению лица Хантера, лично он не прочь разбить Мэтью нос или свернуть челюсть.

— Тогда кто?

В отличие от него и Доминика, дядя опускается в кресло.

— В то время я не помню вервольфа, который бы не пытался ухаживать за Ниной. Но она всем отказывала, выбрав работу в доме моего отца. Хотя могла купаться в роскоши и богатстве. Я тоже не был исключением, наверное, ни за одной женщиной так не ухаживал, как за ней, но всякий раз он ускользала. И так до тех пор, пока не познакомилась с Прайером.

— Августом Прайером? — вырывается у меня.

— Нет, — усмехается Мэтью, — Августа тогда даже в проекте не было. С его отцом — Кираном Прайером. Он чем-то покорил ее практически с первого взгляда. Между ними завязался абсолютно типичный роман, который начался внезапно и так же внезапно закончился, когда она забеременела.

— Моя приемная мать сказала, что отец вышвырнул маму, потому что посчитал, что она ему изменила.

— Ты сам вервольф и знаешь, что это чушь, — отрезает Мэтью. — Мы чувствуем своих женщин, чувствуем запах чужого мужчины. Но для всех все было именно так. Ведь у вервольфов и людей не может быть детей.

Я поморщилась.

Потому что почерк был узнаваем. Именно в этом меня пытались убедить старейшины, в том, что мы с Домиником не можем быть вместе.

— Я в курсе этого. — Сложно не восхищаться выдержкой Хантера, я бы, наверное, уже искала бы этого Кирана, чтобы дать по морде за то, как он поступил с матерью, а историк спокоен, и только потемневший взгляд выдает его чувства. — В курсе, что она практически осталась на улице. С деньгами, да, но еще и с сыном-вервольфом и непониманием, что с ней происходит. Но моим отцом может быть кто угодно. Любой вервольф. Почему я должен вам верить?

— Ты можешь никому не верить. — Доминик подходит к своему столу, берет единственную папку, лежащую в центре, и протягивает Хантеру. — Но факты есть факты. Это тесты на ДНК: твой и Прайера. И судя по этим тестам, вы ближайшие родственники.

Хантер рассматривает бумаги долго, словно не может поверить своим глазам, и я впервые вижу его настоящего, а не того, кого он хочет показать миру. Более открытого, уязвимого. Это длится несколько мгновений, потом он снова становится привычным Хантером.

— Почему он это сделал? — Вопрос риторический, но неожиданно Доминик спрашивает:

— Почему бы не спросить у него самого? Тем более что для этого достаточно переместиться в конференц-зал далее по коридору.

Только сейчас я вспоминаю о том, что отец Августа тоже один из старейшин, а старейшины здесь. Ну конечно же! Доминик сделал это специально, позвал их.

Хантер приходит в себя первым: не говоря ни слова, он выходит из кабинета. Мэтью с довольным видом шустро направляется следом. Понятно почему, у него свой клык на старейшин.

— Мне можно с тобой? — интересуюсь я, вскакивая с дивана.

— Разве я могу тебя остановить? — улыбается мой волк.

Только он и может, но…

— Мне бы не хотелось ничего пропустить.

Мы быстро проходим коридор и успеваем заметить, как Хантер без стука входит в широкие двери зала для переговоров.

— Тогда пойдем. Тебя это тоже касается.

— Я все еще не могу понять, каким образом.

— Пусть это будет неожиданностью.

Что-то в последнее время вся моя жизнь состоит из сплошных неожиданностей, но я не жалуюсь. Очень хочется посмотреть, как старейшинам прищемят хвосты, а судя по азарту Доминика, который я чувствую, именно это их и ждет.

Мы успеваем вовремя, к самому началу представления, где Хантер уже преодолел расстояние от дверей до окна и держал за горло высокого темноволосого вервольфа. А тот, кажется, не мог блокировать этот захват.

— Почему? — интересуется Хантер, игнорируя всех и вся.

— Что почему?

— Почему ты отказался от меня и моей матери?

— Я ничего не понимаю. Ты кто такой?

— Очевидно, твой сын.

— Что за чушь!

При виде нас Джейсон Конелл поднимается со стула.

— Доминик, что все это значит? И что здесь делает он? — Последнее относится то ли к Мэтью, то ли к Хантеру. Судя по замешательству дяди Одри, он и сам не определился.

— Хантер, отпусти его, — приказывает Доминик. — Ты и так достаточно доказал старейшинам, что ты не полукровка, а настоящий вервольф.

Как ни странно, историк подчиняется, и старейшина Прайер, кашляя, отступает на несколько шагов. Третий старейшина, пожалуй, самый молодой из них, подхватывает его и не позволяет упасть.

— Объяснись, — рычит Конелл на Доминика, но мой волк даже бровью не ведет.

— С удовольствием. Наверное, стоит начать с благодарностей тебе, Джейсон. Именно твое предложение помогло мне раскрутить этот змеиный клубок. Когда ты пришел ко мне и пообещал не только свою племянницу, но и место старейшины. Самое престижное место в мире вервольфов. Взамен мне нужно было всего лишь отказаться от своей женщины. Забыть обо всем и молчать.

Тон Доминика веселый, насмешливый, но я чувствую скрытую ярость, которая тут же стихает, стоит мне взять его за руку и сплести наши пальцы.

«Я здесь. Я рядом. Я с тобой», — будто говорю я, и он меня понимает, стискивая мою ладонь, согревая ее своим теплом.