Истинное имя

— Не хочу, — сказала Айя равнодушно, даже не взглянув на парня, обратившегося к ней. По голосу и так было понятно — молодой, нахальный… девкам нравится и хорошо об этом знает. А в остальном — пустое место, ничего особенного.

— А чего так? — совершенно искренне удивился тот. — Ждешь тут кого-то, что ли?..

Вот чего Айя терпеть не могла — так это подобной навязчивости. Лапать такой не полезет, нет. Зато пристать, как банный лист — это пожалуйста.

Она развернулась. Смерила непрошенного собеседника насмешливым, недобрым взглядом. Рожа у парня в самом деле была ничего, смазливая, а волосы — такого замечательного медного оттенка, что, пожалуй, даже залюбуешься. Если бы их хозяин еще рта не открывал…

А выглядел он даже младше, чем ей поначалу показалось. Самый пакостный, щенячий возраст, когда так и распирает всем на свете показать, какой ты есть мужчина. И на кулаках, и в пьянках, и, конечно, с женщинами.

— Дружков своих пивом угощай, — посоветовала Айя. — Тогда вам и девки не понадобятся. Еще пол-кувшина — и вам будет один Хегг, кого за коленки лапать.

Парень удивленно вскинул на нее глаза — а потом начал багроветь. Дошло.

Айя еще успела про себя подумать, что краснел он замечательно — так, как из всех людей способны только рыжие, с их светлой тонкой кожей. А потом парень открыл рот — и во всеуслышание сообщил, что, с его точки зрения, следует делать с самоуверенными девками вроде нее.

Среди островитян встречались мастера, способные, начав браниться, наплести две дюжины петель, ни разу не повторившись. Подвыпившему парню до такого мастерства было, понятно, далеко. Айя, глядя на него, осклабилась, прекрасно понимая, что насмешливая молчаливая улыбка разозлит молокососа куда больше, чем самый находчивый ответ. Но тут сидящий за соседним столом человек внезапно обернулся к разошедшемуся парню и негромко, как-то очень буднично распорядился:

— Рот закрой, сопляк.

На неожиданного заступника с равным удивлением воззрились все. И рыжий парень, и его дружки, и сама Айя. Одетый в кожаную куртку человек сидел вполоборота к ней, но сейчас, когда он развернулся к свету, она сразу же его узнала. Доминант из гавани! Только оставивший где-то свой синий плащ, в точности как она сама — кольчугу и другие вещи.

Сердце гулко стукнуло о ребра.

Вот ведь пересидела слежку, ничего не скажешь. Вообще-то вряд ли он успел ее так уж детально рассмотреть… но что, если все-таки узнает? Айя скрипнула зубами. И чего его сюда-то понесло, что, в Нижнем городе других трактиров нет?

Дружки рыжего молокососа недовольно загудели, а он сам раскрыл было рот, чтобы указать вшивому каларийцу его место, но, встретившись взглядом с собеседником, раздумал. Может, углядел лежавший рядом с каларийцем меч и рассмотрел получше оттиски на куртке, какие случаются от долгого ношения кольчуги. Но скорее всего — просто встретился с холодными, насмешливыми серыми глазами и со всей отчетливостью понял, что, если светловолосый калариец сейчас встанет, то хвалиться удалью перед дружками ему не придется. Если бы чужак открыто угрожал ему, рыжий, надо думать, испугался бы гораздо меньше. Но у его противника был такой взгляд, как будто он прикидывал — надрать ли недоноску уши или просто взять за шиворот и вышвырнуть за дверь.

Обидчик Айи покраснел. Он еще прикидывал, смолчать совсем — или, спасая репутацию, все-таки буркнуть что-то напоследок, но калариец продолжал все так же молча наблюдать за ним, и рыжий предпочел неловко притвориться, что его вдруг страшно заинтересовало блюдо с выложенной на нем закуской — копчеными морскими гребешками, мидиями, сыром и румяными сухариками. Айя попыталась вспомнить, на что же похожа эта сцена, и сообразила: так дворовый пес, мгновенно оценив противника, которому только что собирался трепать холку, молча поджимает хвост и убирается с дороги. Зрелище по-своему даже красивое. Для всех, кроме того, кому не повезло попасть в такое положение.

Дружкам оплеванного парня вмешиваться тоже оказалось не с руки. Судя по дорогой, хоть и поношенной одежде, и в особенности по серебряной крестовине длинного тяжелого меча, чужак был птицей поважнее городского стражника. С таким связываться — как бы самому потом не пожалеть. Так, вероятно, рассудил про себя каждый из пятерых. И выводом этим остался донельзя доволен. Потому что проявить благоразумие — это, конечно, куда лучше, чем попросту струсить.

Айя видела подвыпивших мастеровых насквозь и знала, что они боятся каларийца даже впятером на одного. И это было даже отчасти обидно. Вот ее — хотя она могла бы сотворить с ними кое-что и похуже, чем этот белоголовый — они просто так, за здорово живешь, бояться бы не стали. Ну да, во многом из-за платья, разумеется. Но ведь не только. Вот этому каларийцу только бровью шевельнуть — у болтунов уже язык присох. А ей для такого эффекта нужно, чтобы за спиной стояли Глемм и Гирс. Или кто-нибудь почище.