Читаем Истинный дАртаньян полностью

Д'Артаньяна единодушно оплакивали при дворе, где его бесконечно уважали. Старшая Мадемуазель, все еще влюбленная в своего «маленького Лозена», «была весьма огорчена», поскольку, как она сказала, «это был человек, с которым король, вполне вероятно, мог бы как-нибудь заговорить о г-не Лозене, и он был не из тех, кто оказал бы ему плохую услугу».

Пеллиссон, некогда находившийся у него под арестом, а затем ставший льстивым историографом «Великого короля», записал 26 июня 1673 года: «Невозможно выразить, в какой степени все сожалели о нем, и в особенности король, который многократно говорил об этом с большим уважением и горестью».

Рассказывают даже, что Людовик XIV велел отслужить в своей личной часовне заупокойную службу в его память, скрыв это ото всех офицеров. 3 июля в королевском шатре опять вспоминали о храбром солдате. «Король, – сообщает Пеллиссон, – говорил исключительно хорошо о г-не д'Ар-таньяне и особенно восхвалял его за то, что он почти единственный человек, который сумел заставить людей любить себя, не делая для них ничего, что обязывало бы их к этому; при этом он имел в виду г-на Фуке, которого д'Артань-ян весьма строго содержал под стражей, и г-на д'Юмьера, чей пост он занимал».

Смерть д'Артаньяна заставила бравых мушкетеров проливать слезы. Не было ни одного, кто не сожалел бы горько о своем любимом капитане. «Если бы от горя умирали, то, по правде сказать, я был бы уже мертв, – пишет д'Алиньи. – Если бы не стали строить этот проклятый барьер, он был бы сейчас жив, ибо то, что было там сделано, сработало против нас, и он был убит наповал именно в тот момент, когда перелезал через этот барьер. Мало кто стал бы участвовать в столь опасном предприятии, в котором он принял участие, однако при том положении вещей, вопреки всему, что говорят придворные, будто бы это похоже на безрассудство юнца, именно великая доблесть г-на д'Артаньяна и бравых мушкетеров принесла королю Маастрихт, и Его Величество написал письмо королеве, упоминая его в следующих выражениях: – Мадам, я потерял д'Артаньяна, которому в высшей степени доверял и который годился для любой службы».

Далее д'Алиньи, говоря в своих Мемуарах о маршале д'Эс-траде и о том человеке, который был в течение многих лет его командиром, добавляет: «Лучших французов трудно найти».

Друг д'Артаньяна из Лилля барон Михель-Анхель де Верден написал в его память хвалебную латинскую эпитафию. Что до поэта Джулиани де Сен-Блеза, то он сочинил в его честь несколько наивных стихов, которые, впрочем, следует признать, стоили всех надгробных речей:

Король скорбит о сей потере,

Как не скорбел еще доселе

Его войска, сдержав рыданья,

Не в силах выдержать страданья,

С печалью восклицают непрестанно

«Хороним славу вместе с д'Артаньяном!»30

После сражения, в присутствии двух кузенов д'Артаньяна, Пьера и Жозефа де Монтескью д'Артаньян, тело капитана мушкетеров было погребено в голландской земле у подножия стен Маастрихта.

Его должность, одна из наиболее значительных при дворе, сразу стала предметом соперничества честолюбцев. 30 июня неумный и тщеславный капитан легкой конницы дофина Лавальер весьма униженно молил своего друга Лувуа вмешаться с тем, чтобы обеспечить эту должность ему. «Мне так нужно, чтобы король оказал мне милость, – стенал он и предлагал взять в уплату 50 тысяч экю из приданого его жены, – ибо „у меня самого ничего нет“». Его просьба была сразу же отклонена.

Кузен д'Артаньяна бригадир королевской армии и младший лейтенант мушкетеров Жан-Луи Кастерас де Ларивьер был в числе соискателей этой должности, однако ему недостало надежных рекомендаций. Людовик XIV отвел также и его кандидатуру, поскольку год назад во время вторжения в Голландию ему не понравилось то расслабляющее влияние, которое он оказывал на окружающих. Уязвленный отказом, де Ларивьер ушел из мушкетеров и получил в качестве компенсации необычайно большое денежное вознаграждение

В конце концов должность капитан-лейтенанта первой мушкетерской роты досталась майору лейб-гвардии шевалье де Форбену, который сумел получить за нее 50 тысяч ливров ренты, «но, поскольку он многократно обкрадывал собственную роту, случилось так, что его уже не любили так, как любили его предшественника»31.

Глава XXI. Сыновья д'Артаньяна

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное