Истины. Будущее Америки в первую очередь

Не то чтобы это имело значение. В Америке, если вы произнесете на границе слово «убежище», вас пропустят через дверь, и вы получите годы свободы в Соединенных Штатах, пока ваше дело будет проходить через иммиграционную систему. Этого более чем достаточно, чтобы раскошелиться на крыльцо и апартаменты с шестью спальнями. И это при условии, что вы вообще решите явиться в суд.

Новости пестрят историями о караванах, переполненных отчаянно беднеющими женщинами и детьми, совершающими опасный поход по суше на тысячи миль. Казалось бы, кто может отправиться в такое опасное путешествие, если у него нет другого выбора? Забудьте о том, что подавляющее большинство нелегалов — одинокие взрослые, в основном мужчины трудоспособного возраста.[31]

И в любом случае, прибытие караваном быстро выходит из моды. У многих так называемых беженцев появился новый способ попасть в Америку, хотя они редко признаются в этом после пересечения границы: предоплаченный отпуск, включающий перелет, гостиницу и, возможно, несколько дней на пляже. Facebook и Instagram пестрят объявлениями «туристических агентств», предлагающих чартерные поездки.[32] Агентства даже предоставляют гида для помощи на последних этапах путешествия, советуя отдыхающим выбросить свои паспорта и придумать более страшную историю. Но если стоимость билета составляет 8-10 тысяч долларов, неужели вы думаете, что в эти туры едут самые бедные жители Колумбии или Западной Африки?

Более предприимчивые путешественники, конечно, могут забронировать рейсы самостоятельно. Одна колумбийка восторженно рассказывала, что провела две ночи на курорте в Канкуне, а затем перелетела в аэропорт, расположенный ближе к границе, и перешла ее пешком, сдавшись пограничникам средь бела дня.[33] Другая венесуэлка прилетела в Мексикали, взяла такси до границы, перешла ее и вскоре была на пути в аэропорт, чтобы успеть на другой рейс в Делавэр. Она могла бы попытаться пересечь границу по суше, но зачем ей это? «Так гораздо проще», — объяснила она.[34] Конечно, так и есть.

Но когда они приходят на слушание по вопросу предоставления убежища, история часто меняется. Это становится соревнованием в том, кто расскажет самую страшную историю, сохранив при этом все детали.

Газета New York Times рассказала об одной женщине, русской мигрантке, которая попросила убежища в Бруклине.[35] Лесбиянка, бежавшая от деспотичного и ненавистного путинского режима. Место, где ни один представитель ЛГБТК+ сообщества не мог чувствовать себя в безопасности. Адвокат начал допытываться у нее о ее романтической истории, чтобы убедиться, что она расскажет все подробности, когда ее спросит иммиграционный судья. Наконец женщина сломалась. «Я совсем не лесбиянка», — сказала она. «Мне даже не нравятся геи».[36]

Вот во что превратилась наша система: в Олимпиаду жертв, где побеждают даже не те, кто больше всех пострадал, а те, кто больше всех готов обманывать.

Но на самом деле наша нынешняя иммиграционная система не справляется даже с этим. Важнейшим фактором, определяющим, получит ли проситель убежище, является не то, сколько он страдал и насколько хорошую историю он может рассказать.

Дело совсем в другом: в том, каким судьей их назначили.

В Сан-Франциско один иммиграционный судья удовлетворяет 98,5 % всех рассмотренных им ходатайств о предоставлении убежища.[37] А другой судья в том же суде удовлетворяет всего 4,6 %.[38] Прошения, надо отметить, распределяются случайным образом. Сан-Франциско не одинок. В Хьюстоне есть судья, который отклонил все прошения о предоставлении убежища, рассмотренные им за последние пять лет; ни один проситель не смог пройти. Однако его коллеги из Нью-Йорка гораздо щедрее: дюжина судей удовлетворяет прошения о предоставлении убежища с частотой 80 и более процентов.

Это хаос. Столь разительные различия в показателях успеха свидетельствуют о серьезном неуважении к верховенству закона. Люди иногда жалуются, что Верховный суд — это партийный трибунал, разделенный по партийному признаку, но правда в том, что решение 9:0 встречается гораздо чаще, чем 5:4. Закон есть закон. В большинстве случаев все с ним согласны. И что очень важно, Верховный суд сам выбирает, какие дела он будет рассматривать. Естественно, он выбирает близкие дела, те, где в нижестоящих судах царит путаница, где судьи наиболее склонны к разногласиям. В апелляционных судах низшей инстанции судьи всех политических взглядов почти всегда приходят к единодушным решениям. Не имеет значения, какой состав судей выберет коллегия. Большинство дел решается легко. Все, как правило, соглашаются. Но иммиграционный суд — это другое. Очень сильно отличается.

Вывод напрашивается сам собой: Когда речь идет об иммиграционной системе, никто не соблюдает закон. Даже сами судьи.

Как это исправить?