Источник

До обеденного перерыва Китинг уже завёл дружбу в чертёжной — нет, не с конкретными людьми; он, так сказать, подготовил почву для произрастания грядущих побегов дружбы. Он постоянно улыбался соседям и понимающе подмигивал без особых на то причин. Отходя к фонтанчику с питьевой водой, он всякий раз не забывал окинуть тех, мимо кого проходил, ласковым и весёлым взором сияющих глаз, которые, казалось, выхватывают каждого по очереди из чертёжной, из вселенной, и непременно в качестве наиболее значительного представителя человечества — и ближайшего друга Питера Китинга. «Вот идёт он, — словно шелестело ему вслед, — умница и чертовски хороший парень».

Китинг заметил, что высокий юноша за соседним столом работает над фасадом административного здания. С видом дружеского уважения Питер склонился над плечом соседа и посмотрел на переплетение лавровых гирлянд над колоннами с каннелюрами на высоте третьего этажа.

— А что, неплохо старик придумал, — с восторгом произнёс Китинг.

— Кто-кто? — спросил юноша.

— Да Франкон же, — сказал Китинг.

— Чёрта с два Франкон, — безмятежно процедил юноша. — Он за восемь лет и собачьей конуры не спроектировал. — Он махнул большим пальцем через плечо, на стеклянную дверь за их спинами. — Это он придумал.

— Кто? — оборачиваясь, спросил Китинг.

— Он, — повторил юноша. — Штенгель. Он всё это делает.

За стеклянной дверью Китинг увидел возвышающиеся над кульманом тощие плечи, напряжённо склонившуюся треугольную головку и два круглых пятна света в оправе очков.

Ближе к вечеру словно призрак просочился через закрытую дверь, и по шуршанию шепотков вокруг Китинг узнал, что Гай Франкон явился и проследовал в свой кабинет на верхнем этаже. Спустя полчаса открылась стеклянная дверь и вышел Штенгель, держа двумя пальцами большой лист ватмана.

— Эй, вы, — сказал он, наведя очки на лицо Китинга. — Вы готовите эскизы для вот этого? — Он махнул ватманом. — Снесите-ка это боссу на одобрение. Выслушайте, что он скажет, и постарайтесь при этом сделать умный вид. Впрочем, ни то ни другое ни малейшего значения не имеет.

Штенгель был невысок, и руки его, казалось, доставали до щиколоток. Они болтались в широких рукавах, как толстые верёвки, заканчиваясь крупными, сноровистыми ладонями. Взгляд Китинга застыл, потемнел. Десятую долю секунды он пристально смотрел в бесстрастные кругляшки очков. Затем улыбнулся и приятным голосом произнёс:

— Да, сэр.

Он понёс ватман, держа его кончиками всех десяти пальцев, вверх по лестнице, устланной пушистым малиновым ковром, в кабинет Гая Франкона.

На листе был акварелью изображён в перспективе вид серого гранитного особняка с тремя рядами слуховых окон, пятью балконами, четырьмя эркерами, двенадцатью колоннами, одним флагштоком и двумя львами у входа. В углу аккуратнейшими печатными буквами было написано: «Резиденция мистера и миссис Джеймс С. Уоттлз. Франкон и Хейер, архитекторы».

Китинг тихо присвистнул. Джеймс С. Уоттлз — мультимиллионер, фабрикант лосьонов для бритья.

Кабинет Гая Франкона блистал полировкой. «Нет, — поправил себя Китинг. — Не полировкой, а лаком. А ещё точнее, здесь каждый предмет полит толстым слоем расплавленных золочёных зеркал». Он увидел, как порхают, подобно рою бабочек, осколки его собственного отражения, следуя за ним, присаживаясь на чиппендейлские бюро{12}, на кресла в стиле эпохи Стюартов{13}, на каминную полку под Людовика Пятнадцатого{14}. Питер успел заметить в углу подлинную древнеримскую статую, подкрашенные сепией фотографии Парфенона, Реймсского собора{15}, Версаля{16} и Национального банка Фринка с его негаснущим факелом.

Он увидел, как от боковой поверхности тумбы массивного стола красного дерева к нему приближаются его собственные ноги. За столом восседал Гай Франкон. Лицо у Франкона было жёлтое, щёки отвисли. Он посмотрел на Китинга так, словно впервые его видел, но тут же вспомнил и широко улыбнулся:

— Так-так-так, Киттридж, мальчик мой, ты уже здесь — устроился, освоился! Очень рад тебя видеть. Присаживайся, юноша, присаживайся. Что там у тебя? Спешить нам некуда, решительно некуда. Садись. Как тебе здесь нравится?

— Боюсь, сэр, что я слишком счастлив, — сказал Китинг с выражением откровенной мальчишеской беспомощности. — Мне казалось, что я сразу возьму быка за рога на своём первом рабочем месте, но начинать здесь… наверное, это немного выбило меня из колеи… Но я с этим справлюсь, сэр, — пообещал он.

— Конечно, — сказал Гай Франкон. — На молодого человека наше бюро вполне может произвести очень сильное впечатление. Но не слишком. Не переживай. Я уверен, у тебя дела пойдут хорошо.

— Я приложу все усилия, сэр.

— Разумеется, приложишь. Что это они мне прислали? — Он протянул руку к рисунку, но его обессилевшие пальцы закончили движение на лбу. — Какая обуза эта головная боль… Нет-нет, ничего серьёзного… — Он улыбнулся, увидев, как Китинг мгновенно придал лицу выражение озабоченности. — Просто немного mal de tête[1]. Так много работы!

— Могу ли я что-нибудь принести вам, сэр?