Источник

Когда Джон Кюллинан стоял на вершине холма, чьи тайны ему предстояло раскрыть, он был не просто обыкновенным человеком, который, полный энтузиазма, с лопатой в руках, прибыл на Святую землю; он обрел звание археолога лишь после долгого периода тщательной подготовки. В Гарварде он учился читать арамейские, арабские и древние ивритские рукописи. Во время стажировки у профессора Олбрайт в Университете Джона Гопкинса он разбирался в клинописи Месопотамии и египетских иероглифах, пока не стал читать их столь же бегло, как обыкновенный человек пробегает газету. Он потратил год, посещая в Карнеги-Тех расширенные курсы по металлургии, и теперь мог безошибочно определять происхождение местных металлов и сплавов. Потом он провел три зимних семестра в университете штата Огайо, углубленно изучая искусство керамики с таким тщанием, словно собирался всю оставшуюся жизнь лепить чашки и блюдца, но теперь с точностью до долей градуса он мог определять температуру горна, в котором шел обжиг древней керамики; об истории ее он знал меньше, чем настоящий специалист, доктор Бар-Эль, но по части технического анализа Кюллинан превосходил ее. После этих курсов он год прожил в Нью-Йорке, где в музее «Метрополитен» изучал костюмы и оружие, и еще год – один из лучших в жизни – в маленьком французском университетском городке Гренобль, специализируясь в доисторическом искусстве и пещерной живописи Франции. Работая среди индейцев Аризоны, он вместе с тем посещал летние сессии в университете штата, занимаясь проблемами дендрохронологии, поскольку в пустынных местах хронологию можно было установить по древесным кольцам – широкие говорили о временах дождей, а узкие о годах засухи. Затем последовал полный год в Принстоне, в пресвитерианской семинарии, где он с экспертами вникал в проблемы исследования Библии. Но как это часто бывает, свое самое ценное умение он приобрел самостоятельно. Еще мальчиком он с удовольствием собирал марки. Однажды его отец-ирландец недовольно спросил: «Что ты делаешь с этими марками?» Он и сам не знал, но, взрослея, стал смутно ощущать, что пора перестать возиться с этими клочками бумаги, и каким-то счастливым образом переключился на монеты, которые выглядели куда солиднее. Эта специализация оказалась куда более ценной при исследовании Библии. Одна из написанных им работ помогла установить, что было два выпуска еврейских шекелей: один – во время первого еврейского восстания под предводительством Иуды Маккавея, за 166 лет до Христа, а второй выпуск чеканился в год последнего восстания Бар-Кохбы, через 135 лет после появления Христа. Он обрел известность как специалист по нумизматике. Все эти знания плюс другие, как, например, древняя архитектура и военное искусство библейских времен, которые он обрел на практике предыдущих раскопок, Кюллинан был готов применить к Тель-Макору, но определение места двух траншей было столь важным, что он инстинктивно откладывал решение. Когда остальные спустились с холма, он остался в одиночестве, бесцельно бродя по его вершине и рассеянно ковыряя слой почвы, чтобы определить, из чего она состоит.

Плато размерами двести на сто тридцать ярдов не кажется таким уж большим, размышлял он. Два стандартных футбольных поля. Но когда ты стоишь и осматриваешь его с чайной ложкой в руках и кто-то говорит «Копай!», это чертово пространство кажется безграничным. Он взмолился про себя: «От этого так много зависит! Господи, помоги мне найти нужное место!» Но его внимание отвлек маленький предмет, торчащий из земли. Он выглядел как галька. Нагнувшись рассмотреть его, Кюллинан увидел кусочек свинца, слегка сплюснутый с одного бока. Это была пуля. Он собрался откинуть ее, но передумал.