Источник

Хетт промолчал, но откуда-то из угла извлек маленькую глиняную фигурку богини. Она была высотой в шесть дюймов, обнаженной и женственной, с широкими бедрами; руками она поддерживала округлые груди. Ее полнота была соблазнительна, ее было приятно рассматривать и держать при себе. Купец нескрываемо гордился ею и собирался взять за нее хорошую цену.

Урбаал внимательно присмотрелся к статуэтке. Для него она не была ни куском умело обожженной глины, ни абстрактным теологическим символом. Это была настоящая богиня Астарта, которая оплодотворяла землю, женщин, оливковые деревья. Без ее помощи он был бессилен. Он может возносить моления Баалу Вод и Баалу Солнца, и они пошлют ему вдоволь тепла и влаги, но, если Астарта нахмурится, оливки не будут давать масла, а если она не одарит его улыбкой, ему не видать победы в этом году.

Он обожал Астарту. Другие боялись ее непостоянства – за голодным годом следовало изобилие, – но он приспособился к ее изменчивому поведению. Он искренне преклонялся перед ней, и в ответ она дарила его благосклонностью – так же как и его отца. Если поля и ульи Урбаала приносили изобилие, пусть даже у остальных его не было, то лишь потому, что они с Астартой понимали друг друга.

– Та статуя, что ты мне продал в прошлом году, сработала, – сообщил фермер, рассматривая новую богиню. – Беру! – решился он. – Сколько?

– Семь мер ячменя, семь – пшеницы, – ответил Хетт.

Урбаал понимал, что цена будет высока, но ему пришлось пуститься в подсчеты.

– Это больше четырнадцати мер серебра, – сказал он. – В прошлом году было всего восемь.

– Да, четырнадцать, – согласился Хетт. – Но это особая Астарта. Ее не делали руками, как других, что живут у тебя. Ее нашли у новой дороги в Акко, поэтому она столько и стоит.

– Я беру ее, – сказал Урбаал. Он поднес к губам маленькую богиню и через площадь пошел к монолитам.

Секрет успехов Урбаала заключался в том, что он сейчас собирался сделать. Он понимал, что если Астарта – богиня плодородия, то она должна обожать совокупление как источник ее силы, поэтому он никогда не обрекал своих богинь на одиночество, а искренне заботился, чтобы в изобилии обеспечивать их мужскими богами. Поднеся свою новую покровительницу к древнему обелиску Эла, он представил ее ушедшему в землю божеству и прошептал: «Сегодня ночью, великий Эл, ты можешь взойти в дом Урбаала, где тебя будет ждать богиня». Затем он поднес ее к другим баалам, показал богиню в самой соблазнительной позе, потер фигурку о камень баалов и прошептал: «Сегодня ночью, когда закатится луна, приходите в дом Урбаала, где вас будет ждать Астарта».

Нежно держа маленькую богиню в чаше ладоней, он поклонился четырем обелискам и собрался двинуться в сторону дома, но едва он повернулся, как на ступени храма вышла высокая девушка лет шестнадцати. На ней была небрежно накинутая туника и позолоченные сандалии. Она была высока ростом, и при каждом шаге сквозь прорези туники были видны ее длинные голые ноги; черные волосы, падавшие ниже плеч, блестели на солнце. Лицо ее отличалось изумительной красотой: темные, широко расставленные глаза, прямой нос, высокие скулы и нежная шелковая кожа. Она шла с подчеркнутой грациозностью и отлично знала, какое впечатление производит на мужчин.

Стоило только этой рабыне, захваченной во время похода на север, появиться в Макоре, Урбаал потерял покой. В своих снах он не раз видел, как она идет. Он встречал ее в оливковых рощах, когда осматривал их, и, когда девушки Макора топтали виноградные гроздья, она тоже была среди них, и ее длинные ноги были в пятнах красного виноградного сока. Даже когда Тимма, вторая жена фермера, носила ребенка, Урбаал мог думать только о высокой рабыне, и именно из-за нее он решил купить четвертую Астарту. Прижимая богиню к сердцу, он неотрывно смотрел на девушку, пока она не исчезла в другой части (храма, – но все же ему не давали покоя и другие мысли. Поднеся богиню к губам, он поцеловал ее и тихо сказал: «Астарта! Мои поля должны плодоносить. Помоги мне! Помоги мне!»

Какое-то время он еще подождал в тени, надеясь, что высокая рабыня вернется, но, так как она не появилась, он расстроено побрел к главным воротам. Над запутанными зигзагами пути высились башни, с которых лучники наблюдали за лабиринтом улочек. Давным-давно Макор понял, что если доступ к широко распахнутым воротам ведет прямо к сердцу города, то стоит врагу прорваться сквозь них, город обречен. Но проход в Макор такой возможности не предоставлял. Как только возможный захватчик оказывался за воротами, ему тут же приходилось резко сворачивать налево, но прежде, чем он кидался вперед, нужно было так же резко поворачивать направо, – и в узких улочках стояла такая теснота, что враг был беззащитен перед копьями и стрелами засевших наверху защитников. В этой путанице стен и крылся дом Урбаала.