— Глупо было бы оспаривать это, — печально ответил он, несколько раздраженно пожав плечами. — Ты ведь ни разу не встречала их, да? Ты же знаешь, что он мог бы поговорить с тобой, но... я так и не могу понять, что с ним случилось. Одно дело — потерять кого-то, пусть даже не одного, а двух человек, — но совсем другое дело — оставаться в неведении относительно того, что случилось. Он ведь мог сказать мне, куда забирает ее. Мог изложить свои аргументы. В конце концов, я ведь не виноват в том, что она была такой, какой была, верно? А может быть... — и вновь он пожал плечами, — просто не понимаю...
Его мать слышала все это не раз. Она понимала, что он имеет в виду, умела дополнить недоговоренное, умела извлекать содержание даже из тона его голоса. Пока все было нормально, он, как правило, разговаривал с ней вслух, ясно и отчетливо, хотя в этом не было нужды, поскольку он являлся некроскопом (да, некроскопом, то есть человеком, который умел общаться с умершими). И потому, что она была мертва, мертва с того времени, когда Гарри был еще младенцем.
Она находилась там, где находилась, уже более двадцати семи лет — в иле и водорослях на дне реки, — убитая когда-то отчимом Гарри. Но Гарри отомстил убийце, утопил рядом с его жертвой, правда, после смерти отчим старался ни с кем не разговаривать.
— Почему бы не взглянуть на это с их точки зрения? — спокойно предложила мать. — На Бренду обрушились события, которых было слишком много для простой деревенской девушки. Может быть, она просто... хотела убежать от всего этого. По крайней мере, хоть на некоторое время.
— На восемь лет? — в голосе Гарри появились едкие интонации.
— Но убежав куда-то в более спокойное место, — мать торопливо выстраивала дипломатические конструкции, — она осознала, что ей лучше жить так. А он мог заметить, что ей так лучше, и потому они не возвращаются. После всего, что было сказано и сделано, ты должен был бы в первую очередь заботиться об их счастье. Разве не так, Гарри? И ты должен быть первым, кто признал бы, что ты — не тот человек, за которого она могла бы выйти замуж. Действительно не тот. Ах...
Сейчас он ясно представлял, как она прикрывает ладонью рот, сознавая в то же время, что у нее давным-давно нет ни рта, ни ладони, увы, в спорах у нее всегда было преимущество, поскольку она знала не только свои мысли, но и мысли Гарри.
— Я хочу сказать, что...
— Ладно, все в порядке, — он оборвал ее. — Я знаю, что ты хочешь сказать. И ты права — со своей точки зрения.
Поскольку мать старалась вести себя дипломатично, она зашла в своих высказываниях не слишком далеко, и Гарри понимал это.
А тогда, восемь лет назад, произошло следующее.
В бесконечности Мёбиуса Гарри случайно выявил элементы зловещего заговора, угрожавшего всему миру. Некий вампир Тибор Ференци подверг ряду метаморфоз еще не родившегося ребенка. Он физически (и в то же время психологически, духовно) направленно повлиял на ничего не подозревающую будущую мать, имея виды на будущее пока еще не родившегося ребенка. И когда этот ребенок вырос в молодого человека по имени Юлиан Бодеску, Тибор решил использовать его для реализации собственного потенциала зла, превосходящего все человеческие и нечеловеческие представления.
Перед британским отделом экстрасенсорики стояла двойная задача: выявить и уничтожить все, что оставалось следствием могучего влияния вампиров (и главным образом Тибора) в СССР и на территории его сателлитов, то есть сделать так, чтобы никогда больше не могла возникнуть “ситуация Бодеску”; кроме того, им нужно было уничтожить самого Юлиана Бодеску, через которого Тибор решил терроризировать весь мир.
Однако Бодеску раскрыл планы отдела, и в частности конкретный план своего уничтожения, обратив растущую мощь и холодную жестокую ярость вампира именно на них. Его главным противником в отделе был Гарри Киф, пребывавший в бестелесном состоянии и в то время неразрывно связанный с личностью своего недавно родившегося сына. А потом... остальных членов отдела можно было выследить и уничтожать одного за другим по выбору.