Источник

– Эль-Шаддай, сегодня я потерял пятерых сыновей. Мне нужна помощь мудрого человека. Когда мы возьмем город, могу ли спасти жизнь правителя Уриэля – человека, полного мудрости, а также моей дочери и ее мужа?

На этот вопрос Эль-Шаддай не ответил. Он знал: когда битва завершится, Цадок больше не будет главой клана, и решения, которые мучают его сегодня вечером, придется принимать уже не ему. Но куда более важным было другое: проблемы, по поводу которых человек должен принимать решения сам, не надеясь на подсказку потусторонних сил, даже своего бога. И такой проблемой было убийство собственной дочери и ее мужа. Провожаемый благоговейным молчанием, Эль-Шаддай исчез, и впредь его самый преданный, самый робкий, самый упрямый слуга Цадок, сын Зебула, никогда больше не слышал его голоса.

План сражения, придуманный Эфером, требовал смелости от всех ибри, а от нескольких – нерассуждающей отваги. Мужчины и женщины были разделены на четыре группы – толпа, ворота, ограда источника, конюшни, – и успех должен был прийти в тот день, когда ветер подует с севера. Пока шло ожидание этого дня, почти каждое утро группа, предназначенная изображать толпу, все с той же тупостью продолжала собираться под стенами, и у правителя Уриэля вошло в привычку время от времени спускать на них свои колесницы. Каждый спокойный день приносил гибель одного или двух ибри, и, когда между ними носились хеттские колесницы с их убийственными серпами, они убедительно притворялись, что жутко боятся их. Но в скрытой от глаз части оливковой рощи продолжали готовиться к сражению и ждали ветра.

Месяц сбора урожая подходил к концу, воцарились дни, свойственные климату пустыни: палящее безветренное время, когда нет ни дуновения ветерка, а над землей висит перегретый воздух, в котором задыхаются даже животные. Время это называлось «пятьдесят», потому что такая погода стояла пятьдесят дней. В последующие века был принят закон, по которому муж, убивший свою жену во время этих пятидесяти дней, освобождался от наказания, потому что при такой погоде мужчина не мог отвечать за свое отношение к пилившей его женщине. В этой удушающей жаре Эфер несколько раз посылал своих людей под стены, но Уриэль был достаточно умен, чтобы не разгонять их колесницами: лошади быстро утомлялись. Так что между двумя сторонами возникло что-то вроде перемирия. Враги, измотанные духотой, не предпринимали никаких действий. Все ждали, когда пройдут эти «пятьдесят».

В сумерках в лагерь, обливаясь потом, прибежал дозорный и сказал Цадоку:

– Из вади поддувает легкий ветерок.

Цадок позвал Эфера. Они вдвоем обогнули город и убедились, что разведчик прав. С севера начал дуть дразнящий ветерок. Он был еще не в силах качать ветки, но листья оливковых деревьев уже шелестели. Стратеги вернулись в лагерь и предались молитве.

На следующий день появились ясные приметы, что «пятьдесят» уже проходят. Птицы, прежде в сонном забытьи прятавшиеся в кронах, теперь принялись ловить пчел, порхая между стволами, оживились и ослы, которые до этого хотели лишь неподвижно стоять в тени, забывая даже о еде. На пути, что вел в Дамаск, возник пыльный смерч, он неторопливо, как старуха с корзинкой яиц, полз по дороге. Звуки, доносящиеся из-за стен, дали понять, что и город стал оживать.

– Завтра утром, – предсказал Эфер, – хананеи захотят снова пустить в ход свои колесницы.

А на закате Цадок сообщил:

– Завтра будет сильный ветер.

Этой ночью четыре группы ибри собрались перед алтарем, и патриарх благословил их:

– Наша судьба в руках Эль-Шаддая, всемогущего бога. С давних времен он ведет нас в битвы. С вами, воинами неслыханной отваги, которые выйдут к воротам, будет Эль-Шаддай. Когда вы кинетесь в бой, он расчистит вам путь. – (Бог ибри не был равнодушным божеством, которое всегда остается над схваткой. Полный решимости принести победу, он горел боевым пылом, как и его воины.) – Когда этой ночью вы станете отходить ко сну, – добавил Цадок, – помните, что мы знавали и худшие времена. Когда мы, умирая от жажды, пробивались сквозь пустыню к востоку от Дамаска, Эль-Шаддай спас нас. И пусть к вам придет память об этих днях и придаст вам смелости.

По приказу Эль-Шаддая ветер усилился, хананеи за стенами города взбодрились. Они были полны желания еще раз бросить колесницы против этих глупых ибри, которые никак не могли понять, что им не стоит толпами собираться перед воротами.

В долгой истории этого народа он не раз оказывался в тяжелейших ситуациях, и только чудо могло спасти его. Бывали времена, когда просто мужества было недостаточно. И непредубежденный наблюдатель, оценивая ряд таких моментов, которых за три тысячи шестьсот лет скопилось более чем достаточно, с трудом мог объяснить, что лежало в основе таких чудес. Было ли то предназначением народа или же случайностью? Или же вмешательством такого бога, как Эль-Шаддай? Но мало какое событие так поддавалось объяснению, как то, что имело место ветреным утром лета 1419 года до нашей эры.