Источник

Никогда раньше она не употребляла это слово, потому что любила своего мужа и ценила ту нежность, с которой он к ней относился. Но постепенно ей пришлось признать, что любое начальство в городе, например правитель, относится к ее мужу просто как к забавной личности, которая носится по улицам и, как настоящий удод, сует свой острый нос то в цистерны для воды, то в хранилища зерна. Конечно, он был глуповат. Но она еще могла пережить это разочарование, как любая тридцатилетняя женщина, которая видит, чего достиг муж за время их совместной жизни. Но в данном случае было кое-что еще: ее тяга к священному городу Иерусалиму. Она с грустью вспоминала, как еще девочкой впервые увидела крепость на холме, отбитую царем Давидом у иевусеев. Керит настолько захватили эмоции того дня, что она не могла забыть их. В ту зиму умерла ее мать, и отец отправился в Иерусалим молиться. Они пересекли долину и поднялись на перевал, и тут она увидела под собой город, покрытый снегом, белым и чистым, как аист весной, и невольно вскрикнула: «О город Давида!» Под этим именем он и стал известен евреям, но в Макоре его продолжали называть старым хананейским названием – Иерусалим, что и было правильно, потому что город принадлежал евреям всего лишь несколько лет. Керит с отцом долго стояли на холоде, глядя на этот город, и она интуитивно понимала: Иерусалим станет знаменит не из-за своих размеров или крепостных стен, а потому, что в нем чувствуется духовное присутствие Яхве. И с первых же мгновений, когда перед ней открылся Иерусалим, она мечтала жить в нем, расти вместе с ним и быть частью того сияния, которое он зримо излучал. Этот город определял весь смысл жизни евреев.

Ее отец чувствовал то же самое, а потому, глядя на заснеженные укрепления, он сказал:

– Еще до моей кончины мы увидим, как придет в запустение храм в Макоре, поскольку в Иерусалиме навечно воздвигнется храм Яхве.

Она спросила, не будет ли он сожалеть об исчезновении их маленького храма, на что отец без размышлений ответил:

– Так же как нам в телесном воплощении необходимо взбираться, чтобы достичь Иерусалима, так же надо подниматься и нашим душам к духовным вершинам Яхве. И мы уже начали этот подъем.

Однако отец умер до того, как смог привести свой народ к новому пониманию религии, символом которой был Иерусалим, а пришедшим ему на смену священникам в Макоре не хватало его кругозора, и они лишь ревностно цеплялись за свои блага и прерогативы. И Керит маялась непреходящей тоской по Иерусалиму отчасти и потому, что унаследовала отцовские качества. Но если бы ее попросили изложить одну простую причину, по которой она мечтает о царском городе, она бы честно сказала:

– Потому что в этом городе Яхве объявит о себе.

Ее мечты резко противоречили желаниям мужа. Да, он может отправиться в Иерусалим, но только в том случае, если сможет заняться строительством в этом городе. Из-за любви к Керит он был готов помочь ей обрести предмет ее страстных желаний, но с трудом понимал эту увлеченность Яхве. Как человек из рода Ура, он знал, что землей Макора правит Баал. Удоду хотелось и дальше строить здесь, в этих местах, откуда были родом все его предки. Все остальное, кроме его работы, было для него не важно, и, как хороший строитель, он ценил лишь плоды своих трудов, не очень интересуясь их предназначением. С таким же удовольствием, с каким он перестраивал маленький храм в Макоре, Удод возводил и новый лагерь для рабов, и эта последняя работа нравилась ему больше всего, поскольку продлевала жизнь рабов, а это ему было нужно.

Так что Яхбаал-строитель, не отвергающий Баала, и Керит, полная мистической преданности Яхве, пришли наконец к своему дому в конце улицы. В ходе долгой истории Макора в его стенах не раз повторялось такое противостояние, когда было необходимо сделать сознательный выбор между богами. Как и многие, кому приходилось принимать окончательное решение, каким богам они будут поклоняться и каким образом, они уходили от прямого разговора, надеясь, что время само разберется с этой проблемой и примет за них решение… Керит начала разговор, что вот, мол, когда прибудет военачальник Амрам… но Удод не слушал ее. В воображении он уже строил планы. Он скатал кожаный свиток, собрал чертежные принадлежности и вернулся в лагерь рабов, где приказал группе своих людей сколотить стол, за которым они с моавитянином смогут работать все те решающие дни до приезда военачальника.

Пергамент был выделан из кожи теленка, с которой удалили грубый и жесткий волос, а потом размяли и выгладили. С помощью тростникового пера и чернил, сделанных из сажи, уксуса и оливкового масла, Удод набросал последние подробности системы водоснабжения. Мешаб обратил внимание, как он внимательно следил, чтобы диагональ шахты соответствовала направлению, которое определяли шесть флагов. И когда он спросил почему, Удод показал на план:

– Таким образом мы сможем проложить туннель.