Источник

– Не, ну тут ты перегнул, братан. Сроду Китеж никому не платил. Мы ж сами по себе. Это они нам платят – за китов, за ежиные шкуры и за то, чтобы их ржавые лоханки оставались на ходу… Постой! – Порфирий побледнел в последний раз, а потом принял цвет нежно-голубого неба, если смотреть на него со дна гравитационного колодца, сквозь толстый слой атмосферы. – Я правильно тебя понял, брателло? – и помахал лазерным резаком. – Если полиция "не имеет права" вмешиваться, что бы там не творилось…

– Пойдем, и сами вскроем эту консервную банку, – договорил Нафаня. – Эх, придется на время перестать быть пацифистом. Потом попрошу епископа Клоппа наложить епитимью. Отмолю.

– Значит… мы можем всласть повеселиться? – от предвкушения Порфирий сделался зефирно-розовым.

– Йо! – черный осьминог торжественно затянул на затылке красную бандану.

– И… ни в чем себе не отказывать?

Нафаня задумался.

– Нет. На разумных существ охотиться нельзя.

– Касатки – тоже разумные.

– Так то – кругооборот хищников в природе. Естественный отбор: или мы их, или они нас. Видал, как ихние детки нашими черепами в футбол играют? Вот то-то же…

– Подведешь "Одуванчик" как можно ближе к станционному шлюзу, – давал последние инструкции Нафаня.

– Челнок забрал капитан Сэм, – напомнил Гораций. – А пристыковать наш корабль к их шлюзу напрямую не получиться…

– Будем прыгать.

– Но, капитан Нафаня… Как вы проберетесь внутрь? Боюсь, на станции к вашему желанию войти отнесутся весьма негативно.

– Не родился еще такой октапоид, чтоб не смог в консервную банку без открывалки просочиться…

Пока Гораций маневрировал, осьминоги, один за другим, выбрались на обшивку "Одуванчика". Порфирий, для вхождения в образ, тоже нацепил бандану – зеленую. И стал таким же угольно-черным, как старший брат.

Дождавшись, когда "Одуванчик" подойдет к станции на максимально близкое расстояние, оба осьминога мощным толчком щупалец ушли в космос, выбросив себя по направлению к станции.

Если б поблизости случился незаинтересованный наблюдатель, он бы непременно решил, что это очень красиво: две стремительные черные тени на фоне космической пустоты…

Приземлившись, братья наскоро исследовали стальную обшивку и, один за другим, втянулись в неприметную щелочку. Последним с поверхности станции скрылся лазерный резак: застряв в проходе, он некоторое время беззвучно громыхал по обшивке, но, наконец повернувшись под правильным углом, исчез.

В коридорах было довольно пустынно. В дизайне преобладал мышино-стальной цвет. Тускло-серая ковровая дорожка покрывала пол, цвета засохшей овсянки, как в клинике для душевнобольных, стены не были украшены ни единой картинкой или постером – лишь изредка, преимущественно на перекрестках, попадались лаконичные пиктограммы. И еще здесь была гравитация.

– М-да, скучновато тут у них… – протянул Нафаня, опускаясь на пол. Ему было неуютно: осьминог привык к невесомости. – Карту, присланную Кастиэль, не забыл?

Порфирий молча вытащил из потайного кармана на пузе листок тонкого пластика и отдал брату. Место, где содержались Саёнара и Сэм, было заботливо помечено крестиком.

– Далековато, – констатировал Нафаня. – Почитай, через всю станцию нужно пропереть.

– Тогда погнали. И так долгонько проваландались.

– Да не мельтеши, – придержал брата черный осьминог. – Никуда наш Сэмми не денется, с подводной субмарины. Помню, когда он только у нас появился… Махонький, голенький, что твоя личинка… Ты всё удивлялся: а чего это у него так мало ножек? А чего это у него шерсть не растет? Всё пытался научить его плавать. И выкалупывать языком трилобитов из панциря. А он, бедняжка, всё захлёбывался, захлёбывался… Пока я ему не показал, что у синих водорослей много кислорода в корнях. Подергал за стебли – и дыши, пока пузыри к поверхности летят… Сообразительный был, щучонок. Для гуманоида, конечно.

– Он для вас навроде домашней кваркуши был, которых Китежградские приручают, – буркнул Порфирий, изучая карту. – Поиграть, подразнить… А потом назад, в клетку. Только я и Ма относились к Сэмми, как к человеку.

– Ну и неправда, – возмутился Нафаня. – Просто, охотиться он так и не научился. Никак не мог понять, зачем убивать касаток, если они такие красивые…

– Может потому, что его черепом в футбол не играли? – ядовито осведомился Порфирий. – Ма из-за этих касаток погибла, Па инвалидом стал… Да ты сам в китоведы идти отказался!

– Я – законченный пацифист. Выродок, как говорил батя. Слишком далеко упавшая яблогруша.

– У нас на Китеже любой, кто не идет в китоведы – яблогруша.

– Кто-то идет, – заметил Нафаня.

– Да нет же, я говорю: тот, кто не идет…

– Я говорю, по коридору кто-то идет, – оборвал брата Нафаня.

Осьминоги замерли, распластавшись по переборкам и слившись с серо-стальным фоном.

– Спокуха. Это всего-навсего робот-уборщик, – через минуту сказал Порфирий. – Не обращай на него внимания.

Увидев незваных гостей, после комендантского часа шляющихся по вверенным ему территориям, робот – уборщик послал сигнал тревоги в центральный пульт управления станцией. Тут же был задействован чрезвычайный протокол.