Источник и молния

Пассивность населения — а на субботник вышла едва ли десятая часть мужчин деревни — объяснялась финансовым провалом, в который людей загнала газификация района. Если кто и питал иллюзии, что после ста с лишним лет советской власти в дом придет газ, то они рассеялись после двух лет, последовавших за прокладкой газовой магистрали. Новое жёлтое оборудование пылилось по дворам, но деревню так и не подключили к газу. Скорые на расчет подрядчики обчистили семейные бюджеты, предоставив взамен трубы, при прокладке которых допустили немало ошибок. Приобретенные котлы и прочие агрегаты стояли в бездействии. Имея больше времени на раздумья, деревенские бы смекнули, что официальный путь не самый скорый, но властям требовалось освоить газовый фонд, вот и они торопили с газификацией. Деревенские были включены в общий процесс. Деньги для них не составляли проблемы: у них не имелось денег, а значит, и проблем.

Все, что могли сделать местные жители, это выдвинуть своего человека в районные депутаты. Мундеп пожимал руки мужикам, а старушек подвозил на своей машине до города.

Искушенный в политической борьбе человек указал бы им, что выдвиженцу нет до них никакого дела, но деревенские птенцы только пробовали себя в политике и еще питали иллюзии. Кандидат казался им человеком порядочным, потому что действовал в интересах обчества, и для начала засыпал сельские рытвины шлаком. Он был мелким бизнесменом, держал автостоянку, использовал свои связи в дорожном строительстве, и шлак ему достался даром. Короче, мундеп попался им честный и совершенно нереальный. Как мыши-рокеры с Марса, например.

К тому времени в деревне начались первые перебои с водой: скважины затягивало песком, и даже после прочистки поступление воды значительно сократилась, а ее качество ухудшилось. Зимой многие скважины «схлопнулись» — так тут говорили.

На субботник по расчистке родника решили собраться всем миром, хотя с самого начало стало ясно, что придут не все. Кое-кто отбыл в столице на вахту, но большинство людей просто уклонились, ибо привыкли уклоняться всю жизнь. Так и деревня, сколько стояла на левом берегу Волги, уклонялась от молний, без которых не обходились грозы. Незадачливые дачники из города срубили на своих участках два вековых гиганта, отводивших молнии от деревни — березу и тополь, но еще оставались две липы и лиственница.

К числу залуженных ветеранов относилось и сухое дерево, стоявшее у родника. На памяти поколения оно всегда оставалось сухим. Хотя в него дважды ударяла молния, его никогда не срубали. Деревенские до сих пор боялись молний и во время грозы не спали, ожидая смилостивится над ними непогода или нет. С Крестным ходом на Ивана Купалу больше не ходили и акафистов не пели, защиты ждать было не от кого. Иногда молния щадила деревню, иногда — нет. В случаях возгораний страховая компания уклонялась от покрытия ущерба, но жители все равно страховали недвижимость. Никакая, а все же защита.

На субботнике сельчане единодушно решили оставить сухое дерево у родника. Остальные заросли безжалостно истребили бензопилой. Работники рубили все подряд, насколько хватало взгляда, и остановились только, дойдя до опушки. Еще немного — и они спустились бы на берег Волге. Очистив место, мужчины развернулись и пошли домой, грязные и мокрые после работы. Суббота в тех краях — помывочный день, и у многих топились бани.

Только через неделю вышел из отпуска тракторист, который стащил машиной бетонные пасынки столбов, основу для помоста. Требовались руки, чтобы положить пасынки туда, где им полагалось быть. Мужчины смотрели друг на друга, не решаясь начать, казалось это чижало. Тогда два старика взялись за мебельные ремни, они и стянули с горы первый пасынок, потом и остальные последовали их примеру.

На пятачке выкошенной травы появилась первая трясогузка. Птичий зрачок сфокусировался на источнике, в нем играли отблески огненных молний. Пренебрежением водой издревле считалось тягчайшим преступлением, и сам бог Перун вылетел с инспекцией. Божественная птица осторожно обходила выбоины и колдобины, любопытствуя глянуть на то, как нынче живут люди, но убеждалась лишь, что всюду царит запустение.

По окончании черной работы люди возвращались по домам, их путь лежал мимо дома мундепа, который ковырялся у себя на грядках. Оба раза он на субботник не выходил, вероятно обиделся, что не получил специального приглашения. После выборов он больше не здоровался с деревенскими мужиками за руку и не подвозил бабок на своей машине. Эпидемия коронавируса пришлась весьма кстати, он теперь носил медицинскую маску, с людьми не разговаривал и даже кивать им перестал. Получив больше возможностей для развития, он твердо решил баллотировался и дальше и бескомпромиссно следовал своей линии. Старые знакомцы были ему в тягость. Вот и сейчас он сказал, что занят в огороде. Даже в день отдыха он продолжал работать — суровый и непрошибаемый, как в политике, так и во всем остальном.