Источник. Книга 1

За столом в основном говорил Китинг. Казалось, его поразил вирус болтливости. Он сыпал словами, с наслаждением барахтался в них, как мышь в крупе.

— По правде говоря, Эллсворт, идея пригласить тебя принадлежит Доминик. Я ее не просил об этом. Ты наш первый гость. Великолепная компания для меня — жена и лучший друг. Не знаю, почему я раньше думал, что вы с Доминик недолюбливаете друг друга. Глупая мысль, невесть откуда взявшаяся. Тем более я счастлив теперь — мы вместе, втроем.

— Ну, Питер, тогда ты не веришь в математику, — сказал Тухи. — Что тут необычного? Сложение величин дает известную сумму. Есть три единицы — Доминик, ты и я: при сложении они закономерно дают определенную сумму.

— Говорят, что трое уже толпа, — засмеялся Китинг. — Но это как посмотреть. Два лучше, чем один, а три иногда лучше, чем два, все зависит от случая.

— Эти рассуждения не совсем справедливы, — сказал Тухи. — Мы привыкли видеть в слове «толпа» нечто предосудительное. А на деле все как раз наоборот. Как ты сам с легкостью подтвердил. Я могу добавить, что три — одно из главных мистических чисел. Доказательство, например, Святая Троица. Или треугольник — незаменимая фигура в наших кинофильмах. Есть множество разновидностей треугольника, не обязательно несчастливых. Например, наша троица: я выступаю в качестве гипотенузы, точнее, дублер гипотенузы — вполне уместная замена, поскольку я замещаю своего антипода, разве не так, Доминик?

Они заканчивали десерт, когда Китинга позвали к телефону. Было слышно, как он нетерпеливо давал пояснения чертежнику, который допоздна засиделся за срочной работой и нуждался в консультации. Тухи повернулся, посмотрел на Доминик и улыбнулся. Этой улыбкой он высказал все, что ранее ему не позволяло высказать поведение Доминик. В ее лице ничто не дрогнуло, она выдержала его взгляд, но выражение теперь изменилось, словно она принимала смысл его взгляда, вместо того чтобы отвергнуть его. Он предпочел бы замкнутый взгляд неприятия.

— Итак, Доминик, ты вернулась в колею?

— Да, Эллсворт.

— Больше не взываешь к милосердию?

— Ты полагаешь, в этом еще есть необходимость?

— Нет. Я восхищен тобой, Доминик… Как тебе нравится твое положение? Полагаю, Питер неплох, хотя и не так хорош, как человек, о котором мы оба думаем, тот, конечно, само совершенство, но, увы, этого ты никогда не узнаешь.

Отвращения в ней не было, она выглядела искренне изумленной:

— О чем ты, Эллсворт?

— Ладно, ладно, милая, мы ведь больше не притворяемся, так ведь? Ты ведь влюбилась в Рорка, едва увидела его в гостиной Кики Холкомб, и — позволь мне быть откровенным — хотела переспать с ним, но вот беда, он тебя даже презрением не удостоил, отсюда все последующее твое поведение.

— Ты так подумал?

— Разве не ясно? Женщина, которой пренебрегли. Так же ясно, как то, что Рорк как раз тот мужчина, которого ты бы пожелала, и пожелала в самом примитивном смысле. Разве ты могла смириться с тем, чтобы он не узнал о твоем существовании?

— Я тебя переоценила, Эллсворт, — сказала она. Она потеряла всякий интерес к нему и даже не испытывала надобности сохранять осторожность. Он стал ей скучен. Тухи озадаченно нахмурился.

Вернулся Китинг. Тухи потрепал его по плечу, направляясь к своему креслу.

— До моего ухода, Питер, нам надо обсудить вопрос перестройки храма Стоддарда. Сможешь обтяпать это дельце?

— Эллсворт! Как ты…

Тухи рассмеялся:

— Не будь ханжой, Питер. Велика беда, профессиональный жаргон, словечко, ну, может быть, несколько пошлое. Доминик не возражает. Как-никак она ведь в газете работала.

— Что с тобой, Эллсворт? Ты так раздосадован, что забываешь держать марку. — Она встала. — Кофе подать в гостиную?

Хоптон Стоддард добавил щедрую сумму к той, что отсудил у Рорка, и храм Стоддарда был перестроен группой архитекторов в соответствии со своим новым назначением. Группу отобрал Эллсворт Тухи, и в нее вошли Питер Китинг, Гордон Л. Прескотт, Джон Эрик Снайт и некто по имени Гэс Уэбб, юнец двадцати четырех лет от роду, обожавший говорить непристойности на улице, проходя мимо почтенных дам; раньше ему не приходилось работать над заказами самостоятельно. Трое из подрядчиков были людьми профессионально и общественно известными, у Гэса Уэбба не было ни того, ни другого. Именно поэтому Тухи включил его в группу. Из всей четверки у Уэбба был самый громкий голос и самый безапелляционный тон. Все они состояли в Совете американских строителей.